«Не верь разлукам, старина»

«Ищи меня сегодня среди морских дорог,

За островами, за большой водою,

За синим перекрестком двенадцати ветров,

За самой ненаглядною зарею»

Эти строки широко известной бардовской песни Юрия Визбора, которому в нынешнем июне исполнилось бы восемьдесят лет, ставшие эпиграфом к статье доктора геолого-минералогических наук, академика РАЕН Сергея Белова «Психология путешествий» («ФиС», 2013, № 10), были ошибочно приписаны автором статьи другому легендарному барду, другу Визбора Александру Городницкому. Да и мы, каемся, недоглядели. Уже после выхода журнала в свет эту допущенную оплошность исправила наша читательница:

«Здравствуйте, уважаемая редакция!

Вот ведь недоразумение какое: Визбора с Городницким перепутать! Да еще в моей любимой теме путешествий. Тем более у Визбора даже диск так и называется «Синий перекресток». Юрий Визбор — ваш коллега, журналист и путешественник. Как и Городницкий. Поэтому и песни у них такие — жизненные. Хорошие песни уходят от автора в народ. И часто они более емко и точно передают чувства и обстоятельства, чем объемные психологические исследования — так было с песнями Высоцкого, Визбора, Городницкого, Кима, Анчарова или с Митяевской «Изгиб гитары желтой», хоть этот жанр и называется авторским.

По этому поводу очень давно на концерте Городницкий рассказывал о своей песне, он написал ее в первую свою экспедицию на Север. Народ там был суровый, многие на поселении. И вот года через два он слышит, как ее поют у костра. Едва дотерпев, когда закончат, он выпалил: «А это я ее написал!» Как говорится, повисло неловкое молчание. После паузы старшой весомо сказал: «Слушай, молокосос... На первый раз прощаем. Чтоб такую песню написать, ты знаешь, сколько лет на Севере оттрубить надо? Понял?!»

Восстанавливаю справедливость — есть и повод послушать хорошие песни.

А может (надеюсь), есть повод написать о путешественнике Городницком и взять у него интервью для журнала? Ведь, действительно, эти имена — целая эпоха. И не хочется верить, что она закончилась. Ведь это и наша эпоха, а мы живы, и живы эти песни.

Желаю всего доброго!

Альбина».

2014 6 smДоговориться об интервью для «ФиС» с Александром Городницким было не трудно. Тем более что познакомился я с ним еще в середине шестидесятых годов минувшего века, когда приобрели большую популярность его стихи и песни, в основном написанные в геологических партиях на Крайнем Севере, Диксоне, в Норильске и Игарке. Это «Снег», «Кожаные куртки», «На материк», «Перекаты», «Деревянные города» и другие. С тех пор горжусь, что мы на «ты» и называю его, как и многие из людей нашего поколения, просто Аликом. Мы встретились в ПЕН-клубе, и, предваряя интервью, он сказал:

— В Мурманском пароходстве, к восьмидесятилетию Визбора, хотят назвать его именем новый ледокол. И я со своей стороны принимаю участие в хлопотах, стараюсь, чтобы это стало реальностью. Пожалуй, из бардов, до конца его недолгой жизни, самым близким моим другом был Юрий Визбор.

— Он часто пел твои песни?

— Пел. И никогда не объявлял, кто их автор. Иногда и я пою его песни на своих выступлениях, если что-то вспоминается в разговоре со слушателями. У меня довольно много написанного о нем, это не забывается.

— Все бардовские песни были на миру, они же не публиковались. Могла быть и путаница с авторами.

— В молодости у меня нередко так и происходило. И потом некоторые мои песни приписывали Визбору и, наоборот, его песни — мне. У нас вначале бардовские песни из уст в уста распространялись, как в Древней Руси, когда еще не существовало книгопечатания. При Советской власти с книгопечатанием всё было залитовано, а народ пошел в обход, появились барды. Вот и всё.

— Мастер спорта СССР, заслуженный путешественник России Александр Берман вспоминает о том, как на горе Чегет, в высокогорной хижине-кафе «Ай», Визбор пел по ночам у камина твою самую первую песню «Снег», и считает, что с голоса Визбора «Снег» Городницкого запела вся страна.

— Еще эту песню пел молодой Кобзон, что тоже добавило ей популярности. Могу рассказать эпизод, связанный с Визбором, случившийся, правда, много лет спустя, когда, будучи приглашенным на выступление в узком кругу высокопоставленных лиц, я спел «Кожаные куртки». Евгений Примаков сказал: «Спасибо, я рад, что вы Визбора поете». — «Это моя песня». — «Как ваша? Я точно знаю, что это песня Визбора!» — «Ну, тогда наши мнения с вами расходятся».

— А как ты вообще пишешь, сколько у тебя стихотворных сборников?

— Сейчас неприлично много. Стихотворных книг, наверное, штук тридцать, штук десять мемуарной прозы и так далее. У меня дома стоит письменный стол, старинный, огромный, о котором мечтал всю жизнь. Выброшенный одной дамой долой на свалку, где я эту рухлядь и подобрал. Написал даже стихи, посвященные этому столу. Но ни одной стихотворной строчки никогда ни за одним столом я не написал. Всё только на ходу: где-то присел на камне в маршруте, где-то стоя в тамбуре в вагоне или при посадке в самолет. За строчку зацепился какую-то, и потом всё само идет.

— С компьютером ты в каких отношениях?

— Вот сейчас пишу на нем научно-популярную книгу «От легенды к истине» по поводу правдоподобия библейских легенд с позиции современной геологии, а стихи писать на компьютере не могу.

— У тебя были случаи, когда ты прощался с жизнью?

— Случались ситуации нестандартные, когда можно было вполне попрощаться. Самый неприятный случай произошел в 1988 году в Тирренском море при бурении, когда заклинило бур, и подводный аппарат встал на мертвый якорь. А кислорода у нас на пять часов было. Бурили, бурили назад, ничего не получалось, и я предложил бурить вперед. Меня пилот послал далеко, но, когда стали бурить вперед, обломки шлака вышли из-под бура, и мы всплыли.

Я жил в Ленинграде, работал в НИИ геологии Арктики и впервые отправился в океанскую экспедицию. Военный парусник «Крузенштерн» — последний представитель крупнотоннажного флота безвозвратно ушедшей эпохи парусного мореплавания — был построен еще в 1926 году. Три его рейса — с 1962-го по 1964-й — пришлись и на мою долю.

В 1962 году в девятибалльный шторм, при повороте к ветру около Канады надо было встать лагом к волне, иначе нас бы разбило о скалы. Угол крена критический — 45— 46 градусов. Все надели жилеты и вышли на верхнюю палубу. У меня есть стихотворение, которое начинается так: «Неоднократно за годы своих экспедиций / Страх я испытывал, ибо коварен маршрут. / Тем, кто кричит, что нигде ничего не боится. / Не доверяю, поскольку, наверное, врут».

Кстати, в том своем первом плавании на «Крузенштерне» я написал песню «Над Канадой», после того как мы четыре месяца изнемогали от жары в тропиках, а подойдя к канадскому берегу, увидели снег и милые сердцу белые березы.

— При таком образе жизни надо быть еще и хорошим спортсменом.

— Я никогда не был спортсменом. В детстве совершенно не умел драться. В юности, начитавшись Киплинга, хотел сделать из себя настоящего мужчину. И кое-чего в этом отношении сумел добиться. Например, стрелял лучше всех в экспедиции, и сейчас стреляю неплохо. Научился плавать, научился не обнаруживать страх, в связи с чем всегда вспоминаю такой пункт из устава японской армии, где написано следующее: «Командир должен относиться внимательно к чувству страха у его бойцов. Ибо чувство страха вызывает повышенное выделение адреналина, а повышенное выделение адреналина стимулирует к совершению героических поступков».

— Не слабо сказано, может пригодиться и в быту, и при разборках по женской части.

— Что касается разборок «по женской части», то чуть не попрощался с жизнью в 1971 году, когда получил нож под лопатку — до сердца недостало немного — от одного азербайджанца, приревновавшего меня к своей подруге. Причем не по делу абсолютно. Однажды в меня стрелял из нагана пьяный, пять пуль выпустил. Это уже второй случай по женской части. А в третьем случае, наоборот, я сам стрелял из карабина, когда напившиеся блатари пришли насиловать девушку, оказавшуюся в моей квартире. Они бы меня замочили, если бы я их не остановил. Один раз в самолете горел, тоже обошлось, как видишь…

— Перечислять твои сегодняшние звания можно долго: ученый-геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, член Российской академии естественных наук, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник Института океанологии имени П.П. Ширшова, член Союза писателей, член исполкома Русского ПЕН-клуба, лауреат Государственной литературной премии имени Булата Окуджавы и, наконец, президент Ассоциации российских бардов». В каком качестве ощущаешь себя сегодня лучше всего?

— В марте мне пошел 82-й год. Я не академик, а рядовой профессор, РАЕН — это общественная академия. У нашей страны практически нет денег на экспедиции. Но если найдутся средства, будет корабль, создана экспедиция на поиски Атлантиды, в которую меня хотят взять научным руководителем, то я, конечно, готов по первому зову.

— И возраст, здоровье не помеха?

— Скажу так: чем меньше думаешь о здоровье, тем лучше оно сохраняется. Когда мне некогда об этом думать, — я здоров. А если начнешь интересоваться, что у тебя болит, тут-то и конец. Человек должен быть, как самолет: если остановится, то упадет. Надо двигаться.

***
Не поверю уже никогда
В ненадежные женские чары.
Просочились сквозь пальцы года,
Как заметил приятель Анчаров.
Не воротишься в те времена,
В заметенные вьюгою избы.
«Ты разлукам не верь, старина», —
Написал нестареющий Визбор.
Вспоминается старый мотив,
Острый запах бензиновой гари.
Юра, трубку свою отложив,
Подыграет мне вновь на гитаре.
Этой песни знакомой слова
Мы дуэтом споем по старинке.
За окном засыпает Москва,
И машины шуршат на Неглинке.
Новогодний кружится снежок.
Неотложная утром работа.
И под сердцем не то чтоб ожог,
Удивительно теплое что-то.

Александр ГОРОДНИЦКИЙ

2010

2014 6 sm2Можно повторить слова нашей читательницы, написавшей в своем письме: «Эти имена — целая эпоха. И не хочется верить, что она закончилась». А Александру Городницкому пожелать дальнейших свершений в его жизни ученого, путешественника, барда.

Интервью провел Сергей ШМИТЬКО,
член Союза писателей, член Русского ПЕН-клуба