Одна из главных загадок легендарного боксера Валерия Попенченко, олимпийского чемпиона и обладателя Кубка Вэла Баркера, заключается в его какой-то невероятной популярности, которая не только не меркнет со временем, а с годами, что просто поразительно, разгорается всё ярче и ярче!

takova 04 24 ras pop 0

Валерий Попенченко

Только вдумайтесь, он выиграл олимпийское «золото» Токио в 1964 году, а в 20-е годы следующего столетия Интернет бушует и пестрит бурными дискуссиями, которые в самом деле очень пестры и разнообразны: тут и дикие версии его таинственной гибели, и серьезные обсуждения его манеры ведения боя. Современными режиссерами, страшно далекими от бокса, но всё-таки завороженными, что удивительно, именно его личностью и судьбой, снимаются фильмы — документальные и даже художественный. Не будем сейчас обсуждать качество этих фильмов, остановимся на самом факте, который, если вдуматься, просто поразителен.

Попробуем разгадать эту загадку… В серии очерков из номера в номер мы расскажем о Валерии Попенченко максимально подробно и правдиво, тем более автору этих строк в процессе работы над книгой «Валерий Попенченко. Первый во всем», изданной в начале 2022 года, посчастливилось найти множество уникальных свидетелей, никогда прежде не дававших интервью. Начиная от соседа Валерия по коммунальной квартире в Большом Сергиевском переулке, Юрия Гольдберга, который с 80-х годов прошлого века живет в Канаде, его одноклассника, профессора Филадельфийского университета Александра Кириллова и заканчивая его близким другом, профессором Бауманки Вячеславом Ванько, который ждал Валерия у себя на дне рождения за накрытым столом в тот страшный день, когда боксер совершенно непостижимым образом упал в лестничный пролет главного здания МВТУ имени Баумана и разбился.

Разумеется, по вполне очевидным причинам, в журнальные публикации попадут лишь небольшие фрагменты этих драгоценных воспоминаний.

«Как же он голодал…»

Валерий Попенченко принадлежал к тому поколению мальчишек, чье детство пришлось на сороковые годы. Поколению, о котором знаменитый бард Юрий Визбор, обитавший, кстати, недалеко от нашего героя, на Сретенке, а во взрослой жизни — ставший одним из его близких друзей, пел: «А помнишь, друг, команду нашего двора? Послевоенный над веревкой волейбол…»

takova 04 24 ras pop 1

Детская тренировка будущего олимпийского чемпиона.
Валерий — в глубине кадра; его первый тренер Юрий Матулевич положил руку ему на плечо

Мальчишки сороковых, «дети войны». Они жили бурной дворовой жизнью, учились в раздельных, мужских школах, им приходилось собственными руками заниматься изготовлением чернил, строгая ножичком в воду химический карандаш. Голод и опасности, подстерегавшие в каждой подворотне, были нешуточными, а зимой в классах было настолько холодно, что самодельные чернила превращались в лед. Для того чтобы написать в тетрадке хотя бы строчку, чернила согревали дыханием.

Мифов о Валерии Попенченко много. Развеем один, относящийся к его рождению. «Владимир Попенченко — военный летчик, погиб на фронте, отец Валерия». В действительности же великий боксер носил фамилию совершенно неизвестного ему человека. Военный летчик был его отцом, с матерью Валерия они были не расписаны. А фамилию мальчику согласился дать бывший муж мамы Валерия, Владимир Попенченко (не летчик и не военный), с которым они уже были в разводе. Ни настоящего своего отца, погибшего, ни условного, чья фамилия ему была дана, Валерий никогда не видел. Об этом рассказала мне Татьяна Игоревна Попенченко, вдова Валерия.

…Большой Сергиевский переулок, дом 5. «Детский» адрес Валерия Попенченко. Сегодня это респектабельный район Москвы, в нескольких минутах пешком от Цветного бульвара. В обновленных, отреставрированных домах уже не осталось и намека на прежние «человеческие муравейники» в виде коммунальных квартир, в одной из которых крошечную, примыкавшую к кухне шестиметровую (!) комнату, где не было даже окна, занимали втроем Валерий, его мама Руфина Васильевна и бабушка, писавшая, как перешептывались соседи, роман о декабристах.

«Сказать, что они были бедны, означает не сказать ничего, — вспоминает сосед Юрий Гольдберг. — Валера вечно ходил голодным, в рваной одежде. Во дворе он носил прозвище “Ляля”. Так его называли мама, бабушка, а вслед за ними и все остальные. Внешне он выглядел полным, но я совершенно точно знаю: он голодал, голодал ужасно, скорее всего его полнота была каким-то болезненным проявлением постоянного недоедания. Конечно, мало кто из нас мог тогда похвастаться целыми ботинками без дыр, головы наши зимой украшали страшные-престрашные шапки-ушанки, а на брюки в заплатках не взглянуть было без слез, но настолько тяжело, как Валере, не приходилось больше никому на моей памяти.

Как назло, их комната находилась рядом с кухней, а некоторые из наших соседей жили достаточно “богато”, и, например, их ужин источал умопомрачительный аромат жареной картошки и котлет. Легко догадаться, как чувствовал себя в такие вечера “Ляля”. Иногда, не удержавшись, просто сходя с ума от голода, он таскал еду из общего “холодильника”, роль которого исполняло пустое пространство между оконными стеклами на общей кухне. Мог даже выпить подсолнечное масло, вот как ему хотелось есть! Если его ловили за этим занятием, ему прилично доставалось от мамы и бабушки».

«Подрался с Попенченко и разбил ему нос»

Профессор Филадельфийского университета Александр Кириллов, одноклассник Валерия, который почему-то в его автобиографической книге «И вечно бой…» представлен как Борис Кириллов, хранит в домашнем архиве интересный раритет. Запись в дневнике за четвертый класс: «Подрался на уроке с Попенченко и разбил ему нос». Конечно, тут же хочется узнать нюансы этой «исторической» драки, в которой будущий математик с мировым именем взял верх над будущим олимпийским чемпионом по боксу.

«Каким мне вспоминается Валера? — переспрашивает профессор. — Круглолицый, добродушный… Мы звали его “Попена”. В команде нашего класса он был вратарем. Причем свою вратарскую работу он очень любил. Ему нравилось эффектно падать, даже когда это было совсем не нужно.

Для многих из нас (и для Валеры, безусловно, тоже) одним из самых запоминающихся впечатлений детства было, конечно, начало войны, а потом — возвращение в Москву из эвакуации. Я успел пережить перед эвакуацией одну бомбежку, в тот день я поехал в Марьину Рощу к своей тете: по небу ползали лучи прожекторов, оглушительно выли сирены. В моем переулке тоже упала бомба, но в мое отсутствие. А самым трагическим днем было 16 октября 1941 года, когда в Москве началась повальная паника, ходили слухи, что Сталин уже уехал, и столицу вот-вот эвакуируют полностью.

Вернулись мы летом 1943 года. И Москва предстала перед нами теплой, солнечной и абсолютно безлюдной. Нашим главным развлечением было гонять по пути в школу консервную банку. Идешь прямо по центру улицы, по проезжей части, банка летает с грохотом под ударами ноги, и на всем протяжении пути от дома до школы иногда машина встречалась, а иногда и нет. Москва без машин! Нет, на центральных улицах они, конечно, были… Я помню, как наконец пошли первые троллейбусы. Во время войны они не ходили. В 1945 году я специально ходил на улицу Горького смотреть на диковинку: к нам привезли двухэтажные лондонские троллейбусы. Но в Москве они не прижились. Оказались довольно неповоротливыми и неудачными. Были набиты битком, приходилось забираться по лесенке на второй этаж, и выйти на нужной остановке становилось проблематично.

А что касается нашей с Валерой драки, то это просто забавный эпизод, не более. Мальчишки дерутся довольно регулярно. Никакой явной злости, обычная стычка, даже толком не могу сказать, из-за чего это получилось. Нос я ему разбил скорее случайно. У Валеры нос был слабым, достаточно было немного его задеть — и кровь течет. Не знаю, чем это обусловлено, вероятно, анатомическими особенностями. Так что я себе эту “победу” в заслугу не ставлю, мы обменивались тычками одинаковой силы, только у меня почему-то кровь не пошла, а у Валеры — брызнула. Случайный эффект.

Физическими качествами Валера никак не выделялся в то время, уж если я, не входивший даже в первую десятку силачей, смог разбить ему нос… Первым силачом в нашем с Валерой классе был Камиль Абьянов. Благодаря ему серьезная шпана, обитавшая в татарских трущобах вдоль Трубной улицы и Цветного бульвара, нас никогда не задирала. Камиль в свое время любил кататься на подножках трамваев, однажды сорвался, упал на рельсы под трамвай, и ему ампутировали обе ноги. Два года не мог ходить в школу, затем научился передвигаться без ног, опираясь на костыли, и его руки, натренированные костылями, обрели такую силу, что он был первым силачом не только в нашей школе, но и во всем районе. Человек, который ходит на костылях, может накостылять любому! Поэтому нас, его одноклассников, не трогали. А Валера в ту пору был совершенно обыкновенным. Учился он, насколько я помню, средне — не лучше, но и не хуже других».

«В суворовское он приехал с опозданием. На построение вышел в пионерском галстуке»

Волшебное превращение обыкновенного мальчика «не лучше и не хуже других» в восприятии его московских одноклассников, а по словам соседа по коммунальной квартире — «довольно хулиганского и шпанистого» в великого боксера, единственного из многочисленных звезд советского бокса, кому достался престижнейший личный трофей, сравнимый с футбольным «Золотым мячом», Кубок Вэла Баркера, произошло в Ташкенте. В суворовском училище. Куда мама отвезла Валерия в начале сентября 1949 года, понимая, что не справляется с его воспитанием.

takova 04 24 ras pop 2

Валерий Попенченко (второй слева) с товарищами-курсантами

Слово — его близкому другу с той поры и до последнего года жизни Станиславу Гранкину:

«Валера… Я помню, как он приехал. Он приехал позже всех. Нам уже успели выдать старенькие гимнастерки, а он вышел на построение по-школьному, в пионерском галстуке. Ходил и предлагал всем растаявшее сливочное масло в баночке, которое они с мамой везли из Москвы, но в поезде была жара, духота, и масло расплавилось.

В суворовском училище мы сразу почувствовали на своей шкуре, что такое настоящее воспитание. Всё было расписано по минутам. Ты встаешь по команде “отбой” и уже знаешь, что ты должен делать, за сколько минут. Офицеры-воспитатели нам говорили: “Если вы что-то не можете, мы вас научим. А если не хотите — мы вас заставим”. Среди нас были даже ребята-фронтовики… Сыновья полков. Например, Слава Шевцов был награжден двумя медалями. За победу над Германией и за Будапешт. Будапешт — это как орден, там была страшная битва! Слава был значительно старше нас. Ему — 15 лет, а нам — 12. Потому что он воевал…

Кстати, я не согласен, что изначально Валера был “обыкновенным мальчиком”. Он был очень способный, прекрасно учился, экзамены сдавал только на пятерки, окончил суворовское училище с золотой медалью. Да, он мог пропасть, если бы не был замечен. Ведь некоторые люди так и живут с нераскрытым талантом. К счастью, на его жизненном пути встретились тренеры, которые открыли, развивали и совершенствовали его способности. Два тандема: Матусевич—Попенченко и Кусикьянц— Попенченко оказались исключительно плодотворными и результативными. Они были гармонично связаны между собой. Первый открыл Валерию дорогу в мир бокса, второй поднял его на недосягаемую высоту всемирной известности».

Итак, бокс для Валерия Попенченко начинался в Ташкенте, в суворовском училище, где его, недавнего дворового московского мальчишку с неопределенным характером и еще более туманным будущим, словно по волшебству превратили в совершенно другого человека. «Немало написано о Валерии, снято документальных фильмов, — размышляет друг олимпийского чемпиона, товарищ Валерия по роте в те годы Станислав Гранкин. — Но почему-то нигде не прозвучало главное: “Откуда столько мужества? Столько сил? Столько способностей? Столько дисциплины?” Суворовское училище — вот единственный ответ на все эти вопросы».

Па-де-де и стрельба по-македонски

Обучение и воспитание суворовцев в Ташкенте было организовано на высочайшем уровне. С ребятами занимались не только строевой подготовкой и стрельбой, у училища были своя картинная галерея, кружок театрального мастерства, хор, уроки фортепиано, в обязательном порядке все взводы и роты должны были пересмотреть полностью репертуар Ташкентского оперного театра (ГАБТ имени Алишера Навои) и Русского драматического театра. Училище славилось духовым оркестром, заслужившим репутацию лучшего в округе. Оркестр исполнял не только марши, но и классические музыкальные произведения на торжественных собраниях руководства республики. А как он играл на танцевальных вечерах суворовцев… «Брызги шампанского», «Белые ночи», «Рио-Рита»…

Суворовцев учили классическим танцам, таким, как па-де-де, вальс, полька, кадриль, полонез, и современным (считавшимся таковыми в 50-е годы) — танго, фокстрот, твист. Танцы, этикет и эстетику им преподавала пожилая семейная пара, работавшая некогда еще в царском кадетском корпусе. Сухенькие, тактичные, подвижные, элегантные супруги были просто влюблены в свою работу, которую не без оснований считали самой важной на свете: а разве могут быть неважными правила этикета? Поведение на танцах, при приеме пищи, в повседневном общении. Наконец, суворовцы должны были уметь ездить верхом, плавать, водить мотоцикл, работать на токарном станке…

«Наши офицеры-воспитатели были интересными людьми, — рассказывает дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт Владимир Джанибеков, учившийся в суворовском училище в Ташкенте одновременно с Валерием Попенченко. — Мы видели в их исполнении стрельбу по-македонски. Когда за спиной у офицера тянут консервную банку, а он, не оборачиваясь и не глядя, расстреливает ее из двух пистолетов. Или в падении на маты поражает сразу три мишени… Наш офицер-воспитатель Ляшко всаживал свою наградную шашку с дарственной надписью от командующего Туркестанским военным округом в ножны со свистом. Подбрасывал в воздух, и она точно входила в ножны, не отклоняясь в полете ни на миллиметр. Однажды он всё-таки промахнулся, шашка пронзила сапог стоящего рядом с ним офицера Глушко. Глушко как взглянул на это, тут же упал в обморок. Потом оказалось, что шашка вошла точно в рантик вплотную к мизинцу, не задев его. Но зрелище было жуткое».

Прославленный космонавт прекрасно помнит, как всем училищем они смотрели бой юного Валерия Попенченко:

«У нас в каждой роте был маленький телевизор. Мы сами заработали телевизоры, своим трудом, в местном совхозе “Самбек”. Черная работа! Боже упаси! В самое холодное время нас отправляли на уборку хлопка. Из-под снега приходилось выковыривать эту вату. Руки леденеют, ботинки промокают насквозь, и так — с рассвета до сумерек. Совхоз за наш труд расплачивался с училищем щедро. Мы зарабатывали и питание, и постельное белье, и матрасы, и коврики, и… телевизоры. На уборке хлопка, на разгрузке машин. Я лично разгружал картофель, капусту, рис, пшеницу…

Да, и вот по этим телевизорам мы смотрели бой Валерия на арене местного цирка, болели за него. Насколько я помню, Валерий тогда только вышел из лазарета, едва оправившись от операции по поводу аппендицита. В тот год он оканчивал училище. Против него выставили взрослого соперника. Но всё завершилось быстро, как и множество других его боев. Нокаутом!»

Ташкентский американец

В личном архиве друга Валерия Станислава Михайловича Гранкина сохранилась уникальная фотография. Детская тренировка Валерия Попенченко под руководством его первого тренера Юрия Матвеевича. Снимок очень качественный, четкий. Коротко, по-суворовски остриженный Валерий Попенченко — в глубине кадра. А Юрий Матвеевич стоит рядом с ним, положив руку на его плечо.

«У нас через бокс прошла вся рота, — улыбается Станислав Михайлович. — Кто-то отстал, кто-то не стал дальше заниматься, кому-то лицо набили. Матвеевич, надо отдать ему должное, был замечательный педагог. И всё же как тренер он был “отсюда и досюда”, то есть у него был свой “потолок”. Он мог довести до первого разряда, мог дать дорогу в жизнь такому боксеру, как Валера Попенченко. Но дальше уже требовался тренер более высокого класса».

В это же время в Ташкенте работал и другой тренер, к которому по противоречивым данным иногда приходил на тренировки Валерий Попенченко. Это необычайно примечательная фигура — американец Сидней Джаксон. Боксер, которого часто величают чемпионом США в легком весе, но американские справочники, увы, не подтверждают этого факта. В канун Первой Мировой войны Сидней с другом оказался в Российской империи. С началом войны границы оказались закрыты. Друг, обладавший деньгами и связями, всё-таки добрался до Америки нелегальными путями, а Сидней оказался брошенным в чужой стране без языка и средств к существованию.

Американское посольство, где он обивал пороги несколько месяцев, смогло лишь предложить ему перебраться в Среднюю Азию и ждать возможности выехать. Сидней последовал этому совету и… остался в Ташкенте навсегда. Поначалу ютился в одной комнатушке с добросердечным узбеком, делившим с ним единственную порой за целый день лепешку. Потом воевал с басмачами. А вернувшись в военной форме красноармейца в Ташкент и уже прилично говоря по-русски, стал здесь первым тренером по боксу. Построил в парке под чинарами вместе со своими первыми учениками первый в городе ринг, где канатами служили медицинские бинты. Объезжая на велосипеде самые отдаленные районы, развешивал малограмотные объявления с нацарапанными на них предложениями записываться в секцию бокса…

Джаксон, безусловно, обладал знаниями, и немалыми. Но приложил ли он в самом деле руку к становлению будущего обладателя Кубка Вэла Баркера — на этот счет существуют разные свидетельства, опровергающие друг друга.

takova 04 24 ras pop 4

На тренировке

Впервые о тренировках Попенченко у Джаксона было написано при его жизни. Солидное издательство «Молодая гвардия» выпустило сборник «Советские олимпийцы», где черным по белому об этом говорится. Очерк о Попенченко для этого сборника писал Яков Кумок, который был хорошо знаком с боксером и явно опирался на его собственные слова. Сборник был издан в 1968 году, и никаких возражений, опровержений со стороны Валерия не последовало. Кроме того, его личный тренер Григорий Кусикьянц, который начал работать с Попенченко в Ленинграде и довел его и до олимпийского «золота», и до побед на чемпионатах СССР и Европы, прекрасно знал историю бокса. Так вот, его ученики показывали мне экземпляр этой книги, принадлежавший самому Григорию Филипповичу, с его пометками. Строчки о Джаксоне подчеркнуты Кусикьянцем без вопросительного знака на полях…

Сын писателя и первого председателя федерации бокса СССР Георгия Свиридова, написавшего замечательную повесть о Сиднее Джаксоне, известный в наше время писатель-фантаст Тимур Свиридов честно признался: «Сейчас нам остается только гадать. Вы можете привести упоминание о тренировках Валерия Попенченко у Сиднея Львовича Джаксона, указав слабую их вероятность. Но всё-таки полагаю, что сильнейший из тренеров Узбекистана Джаксон был как-то связан с Попенченко».

Станислав Гранкин категорически убежден, что такого просто не могло быть: «У нас было закрытое учебное заведение. Училище НКВД. Оттуда нельзя было просто так выйти и отправиться… к Джаксону! Да, у нас были увольнительные. Но перед увольнительным нужно было во всех подробностях рассказать офицеру-воспитателю о том, как ты собираешься проводить свободное время. Представляю себе, какой была бы реакция офицера, если бы суворовец сообщил, что намерен встретиться с американцем. Да, Джаксон работал тренером, он был заслуженным, уважаемым человеком, у него тренировалось много ребят, но… Всё-таки он был американцем. Для обычных мальчиков это ничего не означало. А вот для суворовца училища системы НКВД это было немыслимо!»

…Первой серьезной проверкой на ринге для Валерия Попенченко стало «благословение нокдауном». Тяжелым нокдауном. Это случилось в 1955 году, в Грозном, на юношеском чемпионате СССР. Незадолго до окончательного расставания с первым тренером Юрием Матулевичем.

«Теперь ты боксер. Настоящий боксер!»

Валерий оканчивал суворовское, его уже ждал Ленинград, учеба в пограничном военно-морском училище, а Матулевич, отвезя его в качестве прощального аккорда в Грозный, почему-то не предупредил, что на ринг Валерию предстоит выйти против чемпиона страны, Владимира Ковригина.

«Ковригин пригнулся, его правая мелькнула в воздухе — и острая, как нож, боль полоснула Валерия по сердцу. Сознание он сохранил, но, лежа боком на холодном брезенте, никак не мог заставить себя встать».

И это был момент истины, после которого ничего уже не осталось прежним. Всё-таки, поднявшись, закончив бой и выиграв его, он сделал в тот день первый настоящий шаг к тому будущему, которое уже ждало его за поворотом, но о котором он пока еще ничего не знал.

«Теперь ты боксер! Настоящий боксер!», — сказал в раздевалке Юрий Матулевич.

… Прощаясь с Юрием Матулевичем, хочется дополнить портрет первого тренера Валерия Попенченко воспоминаниями сыновей выдающегося боксера Сергея Сивко, двукратного чемпиона СССР, чемпиона Европы в легчайшем весе, вице-чемпиона Олимпийских игр.

С Юрием Матулевичем братья-близнецы Максим и Константин Сивко познакомились на сборах, в летних лагерях.

«Это был человек очень спокойный, хорошо организовывал ребят, всегда давал на тренировках внятные задания, а нам, поверьте, было с чем сравнивать, — говорит Максим Сергеевич Сивко. — Есть тренеры, которые тебя по два часа “мурыжат”, и после тренировки ты выходишь просто вымотанным, а вот тренироваться с Матулевичем было легко и приятно. Это особенность хороших тренеров. Такому тренеру достаточно, проходя мимо, сказать всего одно слово, как сразу всё становится понятно. Мастеров спорта Матулевич просто штамповал: без спешки и излишней суеты. При этом был очень тактичным, никогда не повышал голос. Самое рутинное занятие мог превратить в игру. Помню, он построил нас в пять утра в лагере на берегу водохранилища. И встревоженным голосом сообщил: “Сегодня… В четыре часа утра… На нас напал враг!” Мы напряглись, ничего не понимаем спросонья. Переглядываемся. “Задача — переплыть водохранилище!”, — продолжил Юрий Болеславович. Со смехом мы бросаемся в воду».

«В другой раз, — дополняет Константин Сергеевич Сивко, брат Максима, — когда мы сели в лодки, Матулевич нам сказал, что на противоположном берегу находятся американские баллистические ракеты, и мы должны их обезвредить. Мы с таким усердием взялись за весла, включившись в интересную игру, что я “догреб” до мозоли на руке. Когда никто из нас не хотел дежурить по кухне, Матулевич и в этой ситуации находил какой-то легкий, шутливый, нестандартный выход. “Нет проблем, — спокойно замечал тренер. — Берем шишку, бросаем ее по сосне. Кто попадает с первого раза — не дежурит, а кому не повезет — не обессудьте».

Кстати, необычная стойка Попенченко с опущенными руками, ставшая его «визитной карточкой», родилась еще в Ташкенте, на тренировках Юрия Матвеевича. Который обладал помимо всего прочего превосходящим всё искусством не мешать индивидуальности, не ломать ее под шаблон. Придерживался убеждения, что, подобно тому, как не существует двух одинаковых травинок, листьев на дереве, одинаковых почерков и походок, стойка у боксера должна быть строго индивидуальной, учитывающей его личные, неповторимые особенности.

Да, эта встреча стала для Валерия Попенченко удивительным счастьем, предопределившим многое из того, что случилось потом. А с Юрием Матулевичем, разойдясь на жизненном перекрестке, отделявшем детство и юность от взрослой жизни, которая вскоре наступит в городе на Неве, сохранили дружеские отношения навсегда.

После окончания Ташкентского суворовского училища Валерий Попенченко оказался в Ленинграде. Теперь он — курсант Высшего военного пограничного военно-морского училища. Пишет стихи, влюблен и, как ему кажется, навсегда бросил бокс.

«Выскочил на улицу с горящим лицом…»

После Юрия Матулевича, который был для него в Ташкенте не просто тренером, но скорее даже вторым отцом, новый тренер, Алексей Пичугин, занимавшийся с боксерами в ленинградском училище, показался Валерию слишком поверхностным и равнодушным.

Услышав, что Пичугин спрашивал о нем, Валерий пришел на первую тренировку с радостным предвкушением обстоятельного разговора. Но натолкнулся на достаточно прохладный прием: «О первенстве Центрального Совета “Динамо” ты слышал?», «Танцуй в раздевалку», «Разомнись хорошенько»... Валерий непривычно оказался предоставленным самому себе. Матулевич, его горящие глаза и постоянное внимание — да, в Ташкенте всё было иначе. И на тренировки Валерий теперь приходил неохотно, часто их пропускал, предпочитая занятия в библиотеке. Увидев расклеенные афиши, анонсирующие первенство ЦС «Динамо», и осознав, что ему, практически растренированному, предстоит выйти на ринг уже через три дня, он бросился искать тренера, но тот спокойно сказал, что волноваться не о чем и предложил взвеситься.

Первый бой Валерий выиграл так легко, что даже не запомнил имени соперника. Боксер из Хабаровска лег уже в первом раунде и не пожелал вставать. Но вот второй по счету противник, москвич Соснин, ничем не напоминал первого. Валерий сразу почувствовал, что ему предстоит иметь дело с человеком достаточно опытным. После того как судья абсолютно справедливо поднял вверх руку московского боксера, Валерий, наспех схватив шинель, выскочил на улицу с горящим лицом и долго бродил, тщетно пытаясь успокоиться. Мысли путались. По его собственным воспоминаниям, он «скрипел зубами от стыда и проклинал всё на свете». Под влиянием рваных, бессвязных мыслей, глубоко задетого самолюбия он решил, что стоит, пожалуй, послать всё подальше: и этот неудачный бой, и нового тренера, а заодно и сам бокс.

Он много учится, много читает. В письмах маме восторженно пересказывает свои впечатления от романов Эптона Синклера: «Мамуля, дорогая, здравствуй! Получил твое письмо, оно меня очень взволновало. Тебе ли с твоей душой и твоим настроением впадать в уныние? Если тебе тяжело одной, если давит одиночество, то вспомни, что у тебя есть сын (стоит только посмотреть на фото), который тебя никогда, ни в какой беде не бросит и не оставит. Приезжай, переезжай в Ленинград. Нам вместе будет всегда весело.

takova 04 24 ras pop 5

С мамой, Руфиной Васильевной

Мне очень и очень хорошо сейчас. Мы очень весело встретили 7 ноября, хохотали до слез всё время, танцевали, пели, гуляли. Было очень хорошо.

Мамуля, прочитал “Сильвию”. Сначала я был влюблен в Сильвию-девушку. Она покорила меня не столько своей красотой и обаянием, сколько блеском ума, остроумия, целомудренностью, чистотой и силой любви. Сильвия-женщина — это уже другое. Умная, спокойная, выдержанная… В общем, книга мне очень понравилась. Если хочешь, почитай Синклера — “100 %”, “Столица”. Я сейчас решил прочитать “Время жить и время умирать” Ремарка».

Бескозырка в воде

Его первой любовью в Ленинграде становится девушка Валя, жившая рядом с училищем, на улице Герцена, в доме номер 65. В автобиографической книге «И вечно бой…» описан случай, который произошел во время свидания. Когда он впервые решился ее поцеловать у парапета на набережной, с головы слетела бескозырка, и Валерию пришлось нырять за ней в ледяную мартовскую воду.

«Помню, как он пришел под вечер из увольнительной весь мокрый, с него прямо текло, — рассказывает друг Валерия Станислав Гранкин. — Но первый поцелуй — это романтическое объяснение, не имевшее отношения к тому, что случилось на самом деле. К Вале пристали трое хулиганов. Шли парни “под газом”, бренчали на гитаре. Оскорбили Валюшу. А Валере один из них еще и врезал гитарой плашмя. Бескозырка упала в воду. После чего в воде оказались все эти нехорошие ребята. И Валера вслед за ними. Только уже добровольно. За своей бескозыркой ему пришлось нырять в Мойку. Нельзя было вернуться из увольнительной без головного убора! У нас даже за минутное опоздание наказывали месяцем “без берега”!

Валю я хорошо знал. Неоднократно бывал у нее в гостях вместе с Валерой. Из окна училища, если посмотреть в сторону Конногвардейского переулка, были видны окна ее квартиры. У нас в училище были телефоны-автоматы, к ним нужно было занимать очередь, курсанты просто висели на телефонных трубках. В этой очереди всегда можно было заметить Валеру, который звонил Валюше. Это была еще детская, как я считаю, любовь. Но любовь! Он всё время ее ревновал…

Как они познакомились? Точно не могу сказать. Наша морская форма очень нравилась девушкам, когда в училище проходил какой-нибудь праздничный вечер, они собирались целой толпой у главного входа. Любой курсант мог выйти, посмотреть, выбрать понравившуюся девушку и пригласить ее на наш вечер. Нет, я не думаю, что их знакомство произошло именно так. Валя в этой толпе никогда не стояла, не могла там стоять, она была очень скромной, сверхскромной. Она бы Валере не подошла по большому счету…»

«Может быть, к тебе пригласить адмирала, чтобы он тебя уговорил?»

Но бокс всё же вернулся к нему. Вернулся в образе очень неординарного тренера, Григория Филипповича Кусикьянца, с которым Валерий Попенченко дойдет до всех своих головокружительных вершин: шестикратный чемпион Советского Союза, двукратный чемпион Европы, олимпийский чемпион, единственный из советских боксеров, кто был награжден Кубком Вэла Баркера…

Вот как вспоминал об этой встрече сам Григорий Филиппович в беседах со своими учениками, которые много интервьюировали его с помощью видеокамеры в последние годы его жизни, прекрасно понимая, как высока ценность его воспоминаний, и что их непременно нужно сохранить для истории:

«После неудачного выступления на первенстве Центрального Совета “Динамо” в Ленинграде Попенченко бросил бокс. Завязал. Я в это время вернулся в “Динамо” работать старшим тренером. Мне нужно было выставлять команду на Спартакиаду, а боксеров не было. И мне сказали, что есть такой парень в погранучилище. Так как я раньше там работал, то знал весь командный состав, начиная от адмирала Колчина. Кроме того, сын адмирала занимался у меня.

Мы тренировались на стадионе, и мне показали группу легкоатлетов, с которыми бегал Попенченко. Он бежал, прыгал через барьеры и поцарапал себе шипом руку. Я спустился к нему и говорю: “Кто же так бегает?” Он удивился: “А что такое? Как надо?” Я сбросил пиджак, пробежал, показал ему, как надо брать барьеры. “Вы разве тренер по легкой атлетике?”, — спросил Попенченко. “Нет, я тренер по боксу”. — “А как же вы так бегаете?” Я отвечал, что вообще-то надо быть специалистом в любом деле, которое тебе нравится. “Пойдем, — говорю. — Я на тебя посмотреть хочу”. Он заупрямился: “Да нет, я не пойду, с боксом покончено”. — “Да ты просто надень перчатки, я посмотрю, что ты собой представляешь, и всё!” На ринг против него я выставил Мотовилова. Мотовилов был хорошим, ударным бойцом. Но Попенченко так быстро двигался, что тот его ни разу не смог ударить. Я им очень заинтересовался. А он ни в какую: “Нет, я заниматься не буду!”

Я уже довольно долго работал тренером, поэтому хорошо видел характер, разбирался в людях, особенно в спортсменах. Почувствовал, что это парень самолюбивый, его “заело”, что я лучше бегаю с барьерами.

Я приехал в училище, поговорил с адмиралом, с заведующим кафедрой, те вызвали начальника курса, на котором учился Попенченко. Я сказал: “Вы его отдельно ко мне не приводите, приведите сразу всех, кто раньше занимался боксом”. Ребята пришли в зал, с удовольствием втянулись в тренировку, а Валерий продолжал сопротивляться. Я подошел к нему: “Ты что, испугался? А тебе вообще удобно, что твои товарищи тренируются, а ты, значит, не хочешь? Может, к тебе специально пригласить адмирала, чтобы он тебя уговорил?”

Тут уж Попенченко стало неловко, и он согласился, а я принялся уделять ему много внимания, естественно, ведь я ради него и приехал. Остальные ребята тоже хорошо себя показали, некоторые потом стали тренерами. Ну, а Валерию было приятно от того, что все на него смотрят, он был, как я уже говорил, очень самолюбивым. В присутствии высокого начальства всегда держал себя гордо.

В боксе, я считаю, смелость — не главное, а вот человек самолюбивый может показать результат. Если у самолюбивого человека что-то не получилось, он желает взять реванш.

Попенченко не обладал особенной смелостью. Если обратиться к его детским впечатлениям, то он писал о том, как оставался один на даче в Немчиновке, поскольку мама допоздна работала, ему было страшно, он включал во всех комнатах свет, да так и засыпал со светом. Но смелость, подчеркну, не так важна. Смелый человек, проиграв бой, в следующий раз начнет делать всё то же, что привело его к поражению. Он не станет анализировать, не такова его натура. Он же ничего не боится! Иное дело — человек самолюбивый. Он подумает, внимательно выслушает о том, что привело его к провалу, который для его самолюбия невыносим. И в следующий раз постарается не повторить ошибок. Благодаря своему самолюбию Попенченко и учился очень хорошо, окончил Суворовское училище с золотой медалью, и в пограничном учился на “отлично”.

После моего разговора с адмиралом Попенченко предоставили свободное расписание. Он не вставал вместе с остальными курсантами, приезжал ко мне на тренировку на стадион “Динамо”, потом возвращался в училище, ходил на те занятия, на которые считал нужным, после чего приезжал на “Динамо” во второй раз тренироваться. Мы работали с ним индивидуально на “лапах” и на мешке, затем он снова ехал на самоподготовку в училище и опять — на тренировку. Он тренировался три раза в день и продолжал учиться на “отлично”».

Если полистать старые подшивки газет, прежде всего главную спортивную газету страны «Советский спорт», возникает ощущение, что этот боксер, заставивший говорить о себе весь мир, возник из воздуха. Молчание прессы вокруг Валерия Попенченко буквально на пороге его триумфа просто поразительно. Его имя попадается лишь в набранных мелким шрифтом статистических данных под репортажами о боях, а именитые тренеры, перечисляя молодых перспективных боксеров, даже не называют фамилию Попенченко. Лишь однажды молчание было нарушено, чтобы раздавить молодого ленинградца молотом страшной критики, который был обрушен на боксера, только что впервые выигравшего Спартакиаду народов СССР. Когда на следующее утро Попенченко с замиранием сердца раскрыл газету, чтобы прочесть о своей победе… он прочел это:

«Говорят, победителей не судят. Однако мы берем на себя смелость сказать не очень приятные слова победителю, потому что хотим ему добра и желаем успехов. Честное слово, такая победа не радует! Это не мастерство, если в арсенале боксера есть одни атакующие действия (к слову сказать, не очень разнообразные). И немного стоят успехи такого мастера, который отрицает в боксе главное — искусство самозащиты».

…Но мы забежали немного вперед. Хотелось бы подробнее остановиться на личности тренера, Григория Филипповича Кусикьянца, и тем самым в полной мере отдать ему должное: ведь именно Кусикьянц довел Валерия Попенченко до всех самых выдающихся его титулов, сделал шестикратным чемпионом СССР, двукратным чемпионом Европы, олимпийским чемпионом, обладателем Кубка Вэла Баркера.

takova 04 24 ras pop 6

Тренер Григорий Кусикьянц, можно сказать, стал для Валерия спортивным отцом

Оживший мертвец

Однажды Валерий Попенченко спросил Григория Филипповича, как тот стал тренером. И услышал в ответ, что как-то они с товарищем стали свидетелями налета бандитов на сберкассу. Бандиты были вооружены, но Кусикьянц с другом храбро решили помешать ограблению. Прервав свой рассказ на полуслове, артистичный Кусикьянц попросил у ученика две копейки, чтобы позвонить домой из кабинки уличного телефона-автомата. После короткого телефонного разговора, прикрывая за собой дверь телефонной будки, обронил: «Вот, а тогда у меня и двухкопеечной монеты не нашлось, чтобы вызвать милицию. А товарищ мой был убит. Я подумал о том, как важно не только самому уметь защищаться в самых непредсказуемых жизненных ситуациях, но и научить этому как можно больше других людей. Достаточно важно, чтобы сделать это делом всей моей жизни». По поводу двух копеек — это, конечно, фигура речи из категории «к слову пришлось». Позвонить в милицию, равно как и вызвать «скорую», телефон-автомат позволял бесплатно.

Кусикьянц был личностью примечательной во многих отношениях. Настоящая фамилия Кусикьянца была Кусиков. «Я же родом из Армавира, коренной кубанский армянин, фамилия членов моей семьи на самом деле Кусиковы, — рассказывал Григорий Филиппович. — В школу пошел, звался Кусиков, потом на завод, в институт, везде — Кусиков, а вышел уже Кусикьянцем. Ничего не поделаешь, именно так товарищ Сталин решал национальный вопрос. Вышло постановление партии — всем народам необходимо иметь национальные фамилии. Мой товарищ Чеплаков превратился в Чеплакянца».

Как и первый тренер Валерия, Юрий Матулевич, Григорий Кусикьянц был фронтовиком, он не любил вспоминать войну, лишь однажды, накануне очередного Дня Победы, поделился, что его тело собрано фактически «из кусочков», раздроблено было всё — ребра, кости, челюсть. Войну Григорий Филиппович начинал, командуя ротой, охранявшей аэродром «Горелово».

В августе сорок первого года, когда все дороги были разгромлены яростными авианалетами, рота Григория Кусикьянца получила приказ о перебазировании в Малую Вишеру. Приказ выглядел невыполнимым, враг вел жестокий минометный огонь, а в распоряжении роты были всего лишь канадские десятизарядные винтовки. Такова была реальность сорок первого, когда в чистом поле останавливались целые поезда с едущими на передовую «зелеными», ничего толком не умеющими призывниками, вчерашними школьниками, им наспех раздавались винтовки Мосина родом из прошлого века, по одной на десять человек, и отдавался приказ «Стоять насмерть!» Против немецких танков…

Но ослушаться приказа было нельзя. Рота Григория Филипповича по пути в Малую Вишеру добралась до одиноко стоявшего, уцелевшего во время бомбежек здания, в которое тут же попала авиабомба. Погибли почти все бойцы, а самого командира мощной взрывной волной выбросило в окно. Подбежавшие санитары приняли его за покойника и отнесли на носилках в морг. Офицер медсанчасти, думая, что ему показалось, с удивлением услышал, как один из «покойников» стонет. Это был Григорий Кусикьянц. На нем не было живого места, особенно пострадала челюсть. Григорий Филиппович утверждал, что вылечили его тогда не врачи, а… пьяница-сторож военного госпиталя, посоветовавший три раза в день полоскать рот водкой и протирать смоченным в водке ватным тампоном больные места. Через две недели уже наблюдалось резкое улучшение, поразившее врачей, а вскоре Кусикьянц смог вернуться на фронт.

«Бей первым»

Григорий Филиппович оставался «в строю», точнее — в зале до восьмидесяти с лишним лет. Под конец жизни ученики, понимая, что вместе с их стареньким тренером уходит целая эпоха, часто интервьюировали его с помощью любительской видеокамеры. Эти записи сохранились. На одной из них, сделанной учеником Григория Филипповича Юрием Калистратовым, Кусикьянц вспоминает, с чего начинался для него бокс:

«Когда я учился в школе, это было в двадцатые годы, среди моих одноклассников было много мальчишек из детских домов, приютов, некоторые из них были старше меня на пять или шесть лет. Конечно, они были сильнее. Один из них стал мучить меня в коридоре. В это время появился мой брат, как даст ему, тот — бежать, а брат ему еще добавил вдогонку. Потом повернулся и мне тоже поддал. У меня слезы брызнули из глаз, искры посыпались. Я спросил: “За что?!” Брат ответил: “А чтобы ты не позволял так с собой обращаться!” Я пролепетал, что мне, мол, не одолеть этого взрослого мальчика. Брат миролюбиво бросил: “Ну, хорошо, в следующий раз зови меня!” Прозвенел звонок. Я стоял на первом этаже, у выхода из школы, а мне нужно было подняться на второй. Я поднялся, иду, все уже зашли в класс, один мальчишка стоит, доедает пирожное. Я решил ударить его, но у меня екнуло сердце, и я понял, что не могу. Потом я подумал: “Что же, я действительно трус?” Взял и дал ему как следует. Я был уверен, что сейчас он начнет меня бить, а он закричал, бросил пирожное и бросился наутек. После этого случая я стал нападать первым, участвовать в драках брата».

На ринге, по его же собственным словам, Григорий Кусикьянц выступал не очень удачно. А его всеядность — участие в соревнованиях еще и по гимнастике, и по борьбе — приводила к большому количеству самых разнообразных травм.

«Я выступал без тренера, поэтому при жеребьевке и в судействе меня часто “сплавляли”, — рассказывал Кусикьянц. — Постоянные травмы выбивали меня, и я не мог показывать результаты. В последний раз я выступил после войны, в 1945 году в Баку, на первенстве Центрального совета “Динамо”. Это был победный май, добираться было очень трудно, я отстал от поезда. Доехал кое-как на нефтеналивных поездах. В первом бою, который я проиграл украинскому боксеру, я получил серьезную травму. Сказал врачу, что у меня, кажется, воспаление легких, а он ответил, что это перелом ключицы».

Описывая себя, как боксера, Кусикьянц честно признавал, что ни о каком стиле в его исполнении не могло быть и речи. Он работал на ринге бессознательно. Порой пользовался тем же приемом, который применил на Олимпиаде в Хельсинки против великого советского тяжеловеса Альгирдаса Шоцикаса южноафриканец Андрес Ниман. На первой секунде боя Шоцикас, как это было принято у советских боксеров, подошел к Ниману, чтобы легонько столкнуться перчатками в знак вежливого, дополнительного приветствия. И получил в ответ страшный удар. Шоцикас удержался на ногах, но глаза заволокло пеленой, всё поплыло перед ним.

«Я тоже часто бил вместо повторного приветствия и не считал это зазорным, нокаутируя на первых секундах, а почему бы и нет? Формально я не нарушал правила, ведь команда “Бокс!” уже прозвучала», — признавался Григорий Кусикьянц.

Среди учеников, которыми гордился тренер до знакомства с Валерием Попенченко, сам он называл Романа Каристэ, двукратного чемпиона СССР, которого за границей окрестили «боксером-молнией», и Алексея Орлова. «Орлов отсидел десять лет в Воркуте, потом вернулся и дошел до финала чемпионата СССР в 1948 году в легком весе. Проиграл только в финале, Грейнеру», — с улыбкой замечал Григорий Филиппович.

Фигура умолчания

Для того чтобы стать «первой перчаткой» во втором среднем весе, нужно было преодолеть чудовищную конкуренцию. Подъем на эту вершину оберегался неумолимыми стражами. Валерию Попенченко, молодому ленинградскому боксеру, преграждали путь такие боксеры, как трехкратный чемпион СССР Борис Назаренко, которого и сам Валерий уважительно характеризовал «асом», мощный, агрессивно атакующий, опекаемый самим Николаем Королевым любимец московской публики Евгений Феофанов. Подрастал великолепный Дан Позняк, будущий олимпийский чемпион в полутяжелом весе, получавший гораздо больше авансов от специалистов, чем Валерий Попенченко. Наконец, самая главная фигура, ферзь на этой импровизированной шахматной доске. Олимпийский чемпион Мельбурна, кавалер ордена Ленина, почитаемый всем Ленинградом Геннадий Шатков. Геннадий Иванович, как чаще всего называли его болельщики.

К Шаткову Григорий Кусикьянц готовил Валерия главным образом психологически. Однажды, в разгар тренировки, вдруг вызвал его в коридор из зала, подвел к радиоприемнику. Шла трансляция из «Лужников», голос диктора произнес шокирующие слова: «Геннадия Шаткова победил Аскольд Лясота!» Это был финал чемпионата СССР 1957 года…

takova 04 24 ras pop 7

С тренером Г. Кусикьянцем близ стадиона «Лужники»

Попенченко, не в силах произнести ни слова, взглянул на Кусикьянца. «Боги смертны!», — торжественно вымолвил «Филиппыч».

«Григорий Филиппович был великолепным психологом. Профессором своего дела, — говорит Юрий Герасимович Королев, старейшина ленинградского тренерского цеха. — Валерия Попенченко он довел до олимпийской золотой медали прежде всего как психолог. Другим важным качеством Григория Филипповича как тренера была та огромная аналитическая работа, которая предшествовала каждому бою. Он скрупулезно изучал будущего соперника, до мелочей. Во время самого боя тоже очень зорко подмечал каждую деталь, и у него тут же было готово решение, каким должно быть противодействие. У него была просто феноменальная память, и он сохранил ее до последних дней жизни, до 87 лет. Он читал наизусть огромные поэмы, за это его очень любили девочки из художественной гимнастики, потому что общение с Григорием Филипповичем было общением с высокообразованным человеком. Феноменальная память помогала ему и в боксе. Он знал и помнил всё о соперниках своих ребят. Ну и к каждому ученику у “Филиппыча” был свой подход. К Борису Опуку — один подход, к Сергею Цимбаревичу — другой, к Валерию Попенченко — третий, к Николаю Сигову — четвертый.

У Валерия была очень хорошо развита реакция, он вызывал противника на себя и встречными ударами доводил до нокдауна или нокаута. Противник думал, что он раскрыт, но он мастерски умел создавать это обманчивое ощущение. Его называли за это “рыцарем с открытым забралом”. Первой перчаткой во втором среднем весе ему удалось стать не сразу. Победить Геннадия Шаткова было трудной задачей. Он обладал сильным нокаутирующим ударом, и этот удар он тщательно готовил. На средней и дальней дистанциях с ним было сложно бороться, оставалось искать свое счастье в ближнем бою, и наступил тот день, когда Валерий Попенченко смог это сделать».

«Когда мы в первый раз встретились с Шатковым, Шатков — это был уже олимпийский чемпион, а Валера даже мастером спорта не был, — рассказывал Григорий Кусикьянц. — Он отработал с ним в равном бою, публика возмутилась, когда Шаткову дали победу. Судей забросали и те сбежали. Вроде бы как даже отменили решение, но позднее выяснилось, что нет. Все заслуженные тренеры собрались и начали разбираться. Тренер Шаткова, Осипов, говорил, что у Шаткова не хватило левого бокового удара, Огуренков — что Шатков был не очень хорош в ближнем бою. Каждый выдвигал свою версию. А я сижу и смеюсь. Потому что у Шаткова всего хватало. Дошло дело до Градополова. Градополов — это царь бокса, заведующий кафедрой в московском институте, бывший киноактер и самая большая величина… Градополов встал и сказал, что Попенченко пошел на Шаткова с тактической защитой. Я подумал — хоть одна светлая голова есть».

Даже после победы над Шатковым Валерий Попенченко продолжал оставаться «фигурой умолчания». В 1960 году, когда на чемпионате СССР Валерий Попенченко в четвертьфинале наконец сумел взять верх над живой легендой, он не услышит от прессы ни единого доброго слова, хотя, казалось бы, победа молодого боксера над олимпийским чемпионом и чемпионом Европы что-нибудь, да означала. «Жаль, что из десяти ленинградских боксеров, участвующих в чемпионате страны, восемь волею жребия встретились между собой уже в четвертьфинале, — сообщала газета “Советский спорт” в публикации “Олимпийская поросль” в номере от 22 мая 1960 года. — Было от чего огорчиться зрителям, особенно во второй день, когда на ринг вышли едва ли не главные претенденты на победу во втором среднем весе — динамовец Валерий Попенченко и Геннадий Шатков («Буревестник»).

Этот поединок оставил странное впечатление. Чувствовалось, что соперники владеют всеми приемами современного бокса, знают, как нужно строить бой, но ничего этого не могут показать на ринге. Бой, который должен был бы быть красивым и содержательным, прошел довольно бесцветно и закончился весьма досадно: в третьем раунде Шатков был дисквалифицирован за частые захваты противника».

То есть, с одной стороны, Попенченко признают «одним из главных претендентов на победу», с другой — «странное впечатление», «досадный», «бесцветный» бой. Невольно возникает вопрос: если великий Шатков дисквалифицирован за частые захваты противника, то кто же вынудил его расписаться в своем бессилии, кто, как не противник? Но это можно прочесть лишь между строк…

Инесса РАССКАЗОВА

Фото из личных архивов семьи Валерия Попенченко,
его тренера Григория Кусикьянца и друга Станислава Гранкина