Несколько поразительных историй, рассказанных Владимиром Писаревским, последним «золотым голосом» великой советской спортивной эпохи.
В январе, в первые посленовогодние дни, не стало Владимира Писаревского. Прославленного телекомментатора, чей голос сопровождал для нас 26 чемпионатов мира по хоккею, суперсерию СССР—Канада... Владимиру Львовичу было 86 лет, но память нисколько его не подводила.
Владимир Писаревский
Прошлым летом мы несколько часов просидели на скамеечке во дворе его дома на Беговой. И всё никак не могли расстаться, рассматривая его фотографии. Владимир Львович играл в хоккей еще против Анатолия Тарасова; школьником выходил на лед вместе... только не удивляйтесь... с будущим великим футбольным вратарем Львом Яшиным, который скромно называл себя в те годы «слесарем из Тушино»; ему случалось применить силовой прием и против другой ослепительной футбольной звезды — Пеки Дементьева; наконец, как оказалось, это был он, Владимир Писаревский — тот самый, почти мифический, мальчик, который привел к Аркадию Чернышеву в сорок пятом году пленного немца, объяснившего тренеру, выигравшему в дальнейшем четыре золотые олимпийские медали со сборной СССР, азы хоккея.
«Смотрим — кто-то катается с кочергой»
О пленном немце звучит фантастично и похоже, согласитесь, на один из тех мифов, которые передаются из уст в уста, из поколения в поколение, но никто из рассказчиков в глубине души не верит в их подлинность, представляя это как забавную историю, не более. И вдруг выясняет — да это же правда! И вот он перед тобой — живой свидетель и даже участник действа!
— Чистая правда! — заверил меня Владимир Львович. — Послушайте, как всё произошло. Мы иногда прогуливали школу на Малом стадионе «Динамо». Дворник сначала нас не пускал, но мы ему достали бутылку «бормотухи», и больше проблем с проникновением на стадион не было.
На реставрации стадиона работали пленные немцы. Мы подружились. Среди них такие мастера были — Боже мой! Из медяков зубные коронки делали. Да всё что угодно! Мы эти поделки выменивали у них на хлеб — они были очень голодными.
Как-то раз приходим, смотрим — кто-то катается на большом катке с какой-то кочергой в руках, гоняет ею некую плоскую штуку. Мы начали смеяться. Этот человек к нам подъезжает, а то был Аркадий Иванович Чернышев... «Зря смеетесь! Это канадский хоккей. Шайба, клюшка. Скоро он станет у нас номером один, затмит всё остальное». Шел 1945 год. Чернышев между тем продолжает: «Ребята, а я видел, что вы с немцами контактируете. Спросите, не играл ли кто-нибудь из них в канадский хоккей». Мы стали искать и примерно в течение недели нашли. Привели немца, который оказался участником матча по канадскому хоккею, когда в 1932 году в СССР приезжала команда «Фихте».
Чернышев этого немца сразу убрал из рабочей бригады, ему выделили комнату в общежитии. Аркадий Иванович возле него буквально жил. Немец ему рассказывал, рассказывал обо всех нюансах. И Чернышев-то как раз первую шайбу чемпионатов СССР забросил, а «Динамо» стало первым чемпионом страны. Это не было совпадением, поверьте. Мы потом долго, много лет, вспоминали, встречаясь с Аркадием Ивановичем, этот случай.
Вообще, в те годы на «Динамо» у меня было много интересных встреч. С Львом Яшиным занятно получилось. Он ведь тоже играл в хоккей! Я его впервые увидел на теннисном корте, этот корт, современный даже с сегодняшней точки зрения, заливали, как только в Москву приходили первые заморозки. И все мы, школьники, прибегали туда после уроков. Смотрю, какой-то долговязый паренек к нам присоединился, причем и играет прилично. Появляется корреспондент «Пионерской правды». Представился нам и просит: «Мальчишки, первый лед, давайте-ка я вас для газеты сфотографирую. Выстраивайтесь в шеренгу и называйте фамилии». Ребята по очереди называют себя. Такой-то, школьник, ученик такого-то класса, такой-то школы... Доходит очередь до Льва Яшина. «А вы?» Немного смутившись, он тихо произнес: «А я слесарь из Тушино. Недавно получил приглашение от “Динамо”, играю в хоккей и в футбол». Потом выходит «Пионерская правда» с нашей общей фотографией. Я эту газету у себя дома долго хранил, но со временем она, к сожалению, куда-то пропала. Яшина, катавшегося с нами в тот солнечный, холодный день, еще, как легко можно догадаться, никто не знал. Его только-только пригласили в «Динамо». Прошло время, мы с Левой подружились. Всё его становление проходило у меня на глазах. А встретились на льду, вот как бывает...
Другая, очень памятная для меня встреча на хоккейной площадке — с Пекой Дементьевым. Ярчайшим гением довоенного футбола. Однажды мне пришлось поиграть против Пеки и Игоря Нетто в хоккей на первенстве Москвы. Нетто — такой же техничный, как в футболе, крутил-вертел, а Пека — на краю. И стал меня обыгрывать. Я подставил ему плечо — он упал. Падая, зацепил коньком бортик. У них были коньки для русского хоккея, с удлиненными задниками. Я наклонился, подаю ему руку, прошу прощения. Пека усмехнулся: «Да ничего, пацан! Так и надо бить нас, стариков. Если уж выходим против молодежи играть — должны соответствовать, а не жаловаться!» А ведь Пеке в ту пору было 55 лет! Как играл в хоккей 55-летний Пека? Да потрясающе!
«Кровь текла ручьем у Тарасова по подбородку, вся форма была в крови»
— Ну а о Тарасове, — улыбнулся Владимир Львович, — можно рассказывать бесконечно. По аналогии с живописью — это огромное полотно, и на нем масса самых разных красок. Часто в своих интервью выступавшие под его началом хоккеисты вспоминают, как он заставлял их прыгать с вышки в воду, воспитывая таким образом решительность и смелость.
Но никто на моей памяти не говорил о том, что порой ведь доходило до абсолютной жути. Мы отдыхали в Пицунде, а там неподалеку — база ЦСКА. У них был доктор такой, кудрявый. Я забыл его фамилию. В общем, доктор придумал упражнение. Море. Обрыв. Скалы. Маленький заливчик. И видно, что там, в воде, острые камни. Высота небольшая, метра три до воды. Но эти камни... Однако доктор придумал прыгать со скал, а Тарасов воодушевился: «Будем прыгать!» Ребята молчат. Не двигаются. Тарасов взвился: «Что-о?! Боитесь?!» Разбегается и сам ныряет. К счастью, не головой — солдатиком. Выползает на берег весь белый, руки трясутся. Доктор его схватил, увел. О камни Анатолий Владимирович не ударился, ему повезло, но только во время прыжка, в полете, до него дошло, какое он задумал смертоубийство. Два дня не мог прийти в себя, всё так и дрожал. Доктор его приводил в себя успокоительными. А ребята всё это время честно приходили к скалам, потихоньку сползали вниз по склону, ноги намочат и — назад. Делали вид, что прыгают в отсутствие Тарасова, раздражать его неповиновением было опасно.
Но нужно отдать ему должное. Требуя смелости на грани безумия от других, Анатолий Владимирович и сам был очень смелым. Я еще помню, как он играл. Я тогда был игроком «Динамо», и мы вышли на матч против ЦСКА. Народу собралось на трибунах... У Тарасова в звене справа — Сенюшкин, слева — Деконский. Игроки под сборную. Тарасов в центре. Он подхватывал шайбу и кричал: «А-аа!», делая вид, что сейчас отдаст ее вперед, а сам отбрасывал назад. Он был очень артистичным на льду. Дриблинг, за ворота уедет, притворяясь, будто растерялся и не знает, что делать, и тут же раз — пас неожиданный. Трюков было море. Публика хохотала, хлопала, зрители его просто обожали, он превращал хоккей в представление.
А динамовцы в том матче мало того, что гол забили, повели в счете, так еще и зуб Тарасову выбили. Его пытаются убрать с площадки, отвести в медпункт, но это не так-то просто сделать: он бушует. «Не уйду, пока не забьем!» И без смены играет, кровь ручьем течет по подбородку, вся форма в крови. Пока не сравнял счет — не ушел. Болельщики вновь неистовствуют — овация герою! Аркадий Иванович Чернышев, возглавлявший «Динамо», отправляет меня, как молодого, чтобы я проводил Тарасова в медпункт. Мы пошли, и вдруг он у меня из рук рвется: «Куда ты меня ведешь? Я должен вернуться и забить еще!» Таким у нас получилось знакомство.
Его артистическая натура производила неизгладимое впечатление на всех, за границей его просто боготворили. Думаю, если бы он изначально выбрал не хоккей, а театр, то среди самых выдающихся актеров занимал бы далеко не последнее место. Вот какая сценка у меня всплывает в памяти... Будучи помощником Аркадия Чернышева в сборной, Анатолий Владимирович обычно приходил на пресс-конференции. Чернышев не любил на них ходить, а Тарасов с огромным удовольствием брал на себя эту обязанность.
В Стокгольме, в старом Дворце спорта «Йоханнесхоф», на месте которого теперь красуется «Глобен», в пресс-центре собралось несколько сотен журналистов. Тарасов через переводчика отвечает на вопросы, звучит очередной из них: «Скажите, пожалуйста, господин Тарасов, почему русские побеждают на войне, в современном строительстве и в хоккее?» Да, какой-то такой вопрос. Как на него ответить? Тарасов не растерялся: «А кто, собственно, спрашивает?» Выходит маленький, тщедушный человечек — клетчатая шляпа, узенькие плечи. «М-да, — глубокомысленно изрек Тарасов. — Вообще, я вам скажу, невелик вопрос, но стоит ответить. Хотя бы кратко. Русский — он и есть русский. Всегда. Везде. Вот вы, например, можете выпить бутылку водки залпом?» Маленький человечек притих и не знает, что сказать. Тарасов заметил ему: «Вот именно! Никто не может выпить бутылку водки сразу. А любой русский может выпить бутылку водки. И может выпить две! Я на ваш вопрос ответил». В зале — смех, эйфория, аплодисменты. В любой ситуации Тарасов заводил аудиторию с пол-оборота.
Проводить тренировки на чемпионатах мира или Олимпийских играх — всё это Чернышев тоже поручал Тарасову. На этих тренировках за командой следило множество любопытных глаз, ловили каждое слово, а Чернышев терпеть не мог публичности. Для Анатолия Владимировича, напротив, это было радостью.
Идет очередная тренировка сборной СССР. Борис Михайлов еле-еле катается. Нога травмирована — громадная гематома. Тарасов бросает шайбу в сторону Михайлова и попадает ему прямо по больной ноге. Михайлов вскрикнул от неожиданности и боли. «Михайлов! — рокочет Тарасов. — На вас весь мир сейчас смотрит, а вы тут распустились... Терпеть надо, терпеть!»
Тарасов ко мне хорошо относился и приглашал к себе на дачу. А дача у него была незамысловатая — сколоченный из досок домишко. Рабоче-крестьянский. Хозяин вышел на крылечко в старенькой майке, в шароварах и босиком. И сразу: «Так, молодец, что приехал! Пойдем в огород, соберем тебе морковки». — «Да что вы, Анатолий Владимирович, какая морковка, какой огород! У меня вон операторы с камерами стоят, мы интервью снимать приехали!» Тарасов: «Вот и хорошо, что ты с ребятами. Пусть помогают. Картошку заодно соберут, а мы с тобой — морковку. Потом все вместе в баню пойдем!» — «Какая баня...» Но Тарасова не остановить, он уже всё решил: «В бане и снимем интервью!»
Идем в баню. Я деликатно намекаю: «Анатолий Владимирович, вы бы маечку поменяли, на ней живого места нет, зашить бы дырки». Тарасов согласился: «Ну да, да, конечно. Сейчас!» Пошел в дом, переоделся, на другой майке всего одна дырка. Его ничего не смущает: «В шаровары заправлю — не видно будет!» Я уж молчу. Входим в баню. Мать честная! А там всё оклеено фотографиями из западных порножурналов. Все стены! Тарасов, должно быть, привозил из-за границы и клеил изображения соблазнительных девушек для настроения. А снимать-то как?! Заслуженного тренера СССР на таком-то фоне?!
Анатолия Владимировича, впрочем, и это не беспокоило: «Поиграем светом!» Шторку на окне задернул, потемнее стало: «Ну вот! А ты боялся!» Мы камеру приготовили, но как ни поставь Тарасова — у него всё время женские прелести на заднем фоне. Тарасов по-прежнему невозмутим: «Да снимайте уже! Пока зритель разберется, что там на дальнем плане, уже другой кадр будет!» Человек многих качеств, многих красок...
С Аркадием Чернышевым в сборной они представляли поразительно контрастный дуэт. Чернышев — сдержанный, вальяжный, в пальто, в шляпе, Тарасов — вулкан, выдумщик. Но всё это на людях. А между собой они на фене разговаривали. Отношения были самыми простецкими.
Многое оставалось в те годы за кадром. А ведь те, кого мы сейчас называем легендами, были прежде всего людьми — порой очень неординарными в своих решениях, проявлениях, поступках. Я рассказал о Тарасове, и тут же всплыло нечто отчасти похожее о Борисе Кулагине. К каким методам он прибегал, чтобы встряхнуть команду, заставить играть... А вот к каким: когда Борис Павлович возглавлял хоккейную сборную СССР, я поехал с ними в Швецию. Кулагин привел всю команду в кинотеатр. Я тоже пошел. А фильм оказался... Ну, вы понимаете. В Союзе такого было не увидеть. Причем накануне игры!
Посмотрели мы этот предельно откровенный фильм. Выходим. Все молчат. Шокированы — это еще мягко сказано. Николай Озеров тоже был с нами в кинотеатре. Большой любитель всевозможных шаржей. Озеров нарушил тишину первым: «А по-моему, это новое слово в нашей педагогике. И, наверное, это правильно! Этим путем нужно идти! Макаренко давно устарел! Надо искать новые подходы к молодежи!» Самое поразительное, что сборная потом на площадке всех разнесла. Все матчи выиграли!..
Однажды на Пятницкой
Я привожу лишь несколько фрагментов нашего долгого разговора: полностью его здесь передать невозможно, Владимир Львович соприкоснулся с таким количеством событий и судеб, что, конечно, нужна была бы книга, в которой можно было бы сохранить его драгоценные воспоминания.
Провожая его, прощаясь с ним, последним «золотым голосом» великой советской спортивной эпохи, хочется вспомнить, как всё начиналось. И как впервые, волнуясь, выходил в эфир Владимир Писаревский и какие наставления он получил от Вадима Синявского:
«До 1960 года я играл в “Динамо”, в челябинском “Тракторе”, в “Химике”. А потом пошел работать на радио. В местком. Однажды к нам зашел Мелик-Пашаев, внук главного дирижера Большого театра. Он руководил спортивной редакцией. Ему срочно понадобился человек, и Мелик-Пашаеву порекомендовали меня.
Он привел меня в предбанник на Пятницкой, там стоял диванчик. Мелик-Пашаев говорит: “Ты садись, посиди пока, сейчас мы разберемся”. Я сажусь на диван, а он внезапно подкосился, и я лечу прямо в стену. Метра три пролетел! Но сориентировался, подставил руки и почти не ушибся. Хоккейная выучка помогла. Поднимаюсь и бормочу: “Предупредили бы меня, что у вас тут необъезженный мустанг, я бы лассо с собой захватил”. Это услышал Вадим Синявский. Рассмеялся: “А ты, оказывается, молодец! И лоб цел, и тут же нашелся, что сказать! Не зря нам тебя посоветовали! Будешь у нас работать!”
Учитель и ученик — Вадим Синявский и Владимир Писаревский
Первый репортаж у меня прошел на стадионе “Динамо”, в паре с Синявским. Синявский не счел нужным мне что-либо заранее объяснить, видимо, решил, что я очень находчивый и сам сориентируюсь. Только попросил записать составы команд. Мы вышли в эфир, и я бодро начал в стиле Николая Озерова, со всей характерной для него экспрессией, от которой мы все тогда были в восторге. Синявский покосился на меня и едва слышно прошептал: “Послушайте, вы, я смотрю, не понимаете. Это заводские команды, ребята простые. Они же вас потом встретят. И как, вы думаете, они вас встретят? Они вас встретят матом. И не только здесь — никогда и нигде не надо так кричать. Поспокойнее, построже”. Я всё понял и тут же перестроился»...
Прощайте, дорогой Владимир Львович...
Легенды ТВ: Владимир Писаревский и Евгений Майоров
Инесса РАССКАЗОВА
Фото В. Шинкина
