Это было, было...

Роковая лестница

На ринге - Валерий Попенченко (справа)

В один из сумрачных февральских дней 1975 года меня попросили срочно приехать к секретарю ЦК ВЛКСМ Борису Пастухову.

— Очень плохая новость. Погиб Валерий Попенченко. Вы, говорят, были дружны? Вот вам мы и поручаем написать некролог. Валерий был членом нашего ЦК… Только учтите, текст должен быть предельно сдержанным. То, что случилось, похоже на самоубийство.

Самоубийство? Не может быть! Это никак не вязалось с личностью Попенченко. Знал я его человеком сильным, влюбленным в жизнь. Знал… Казенные фразы некролога выдавливались на бумагу с огромным трудом. Невозможно было поверить, что Валерия уже нет, что ушел он из жизни так внезапно, так нелепо.

Вспомнилась история нашего знакомства.

Когда и как зародилось и окрепло во мне намерение написать очерк о Валерии Попенченко? Уже и не припомнить. Нельзя сказать, что я любил бокс. По правде говоря, я его не любил. В детстве несколько раз посещал с отцом цирк, где проходили бои боксеров. Видел, как бились на ринге знаменитости послевоенных лет — Королев, Щербаков, Сегалович. Но…

Однажды, во время очередного боксерского поединка, под куполом цирка прозвучал громовой возглас:

— Немедленно прекратить! Остановите побоище!

Все оборотились на звук. По ступенькам амфитеатра спускался по направлению к рингу человек со всклокоченными волосами и с воздетыми вверх руками:

— Возмутительно! Чудовищно! Люди, прекратите этот позор!

Это был известный в Москве актер Кара-Дмитриев. Впервые попав на бокс, он решил публично выразить свое отношение к этому брутальному зрелищу. Честно говоря, в некоторой степени был тогда с ним солидарен.

Не прибавило возвышенных чувств к боям на ринге и более близкое знакомство с боксом и боксерами. В летнем спортлагере МГУ мой друг-однокашник Эдгар Чепоров уговорил меня однажды надеть боксерские перчатки: ему, без пяти минут перворазряднику, не хватало на тренировках спарринг-партнеров.

— Да ты не бойся, — уговаривал меня Эдик. — Бей меня смело, а я буду лишь защищаться.

Я и бил-колотил минуту-другую. И вдруг, как мне почудилось, воспарил к небесам. А очнулся почему-то на земле. В голове гудело.

— Что ж ты, Эдик? Ведь обещал!

— Да как-то само собой вышло. Ты меня зацепил…

А тут и меня «зацепило». Желаю написать о Попенченко — и всё тут. Я только-только пришел в спортивную журналистику. Хотелось заявить о себе. Выдать ударную публикацию. А герой недавней Олимпиады в Токио представлялся отличной целью. В Токио Валерий Попенченко не только стал олимпийским чемпионом во втором среднем весе, он удостоился самой почетной для боксера-любителя награды — Кубка Вэла Баркера, который присуждался самым техничным бойцам ринга. Такой же наградой на предыдущих Играх в Риме был отмечен американец Кассиус Клей, ставший позднее всемирно знаменитым под именем Мохаммеда Али.

Узнал каким-то образом домашний телефон Попенченко. Позвонил. Сперва получил вежливый отказ. Потом еще и еще. Наконец долгожданное:

— Что с вами поделаешь, приезжайте. Жду.

Открыл мне дверь человек с румяным лицом большого младенца. Широкая улыбка, припухлые щечки. Детская доверчивость во взгляде. Да и в голосе слышалась легкая картавость.

Первым вопрос задаю не я, а хозяин — прямо на пороге:

— В шахматы играешь?

Как развивалась и чем завершилась та шахматная партия — не помню. Боюсь, что и здесь ход борьбы диктовал хозяин. За игрой особо не разговоришься, но я всё же пытался задавать какие-то вопросы. Увы, мимо цели.

— Да брось ты! Забудь про работу. Давай лучше выпьем.

От такого предложения невозможно было отказаться. Тут же появились на столике два бокала и бутылка популярного болгарского коньяка «Плиска».

— Завязал я с боксом, понимаешь? — пояснил Валерий.

Расставались тепло, почти дружески.

— Заходи в любой момент, когда я дома, — предложил Валерий.

Предложение было принято.

Встречи наши продолжались, можно сказать, на регулярной основе. Играли в шахматы. Разговаривали. Как-то раз, задержавшись чуть дольше обычного, на пороге холостяцкой квартиры боксера едва не столкнулся с красавицей Людой из «Спутника» (существовало такое комсомольско-молодежное турбюро), по которой «сохли» многие мужики-«комсомольцы». Да, подумалось, этот парень, видно, не промах не только на ринге.

Разумеется, я не оставил своего намерения написать о Попенченко. Время от времени подбрасывал ему вопросы о детстве, юности, начале спортивной карьеры. И этот очерк я всё-таки написал; он был опубликован и даже вошел в сборник лучших публикаций, изданный к полувековому юбилею «Комсомольской правды». Но гордости по этому поводу, право, не испытываю. Шедевра, увы, не получилось, а вышло что-то наподобие сладкого киселя.

Потом была совместная поездка на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Софию (1968 год), о которой в двух словах чуть позже. А пока о той кошке, что вдруг пробежала меж нами. Роль этой кошки блистательно сыграл мой тогдашний непосредственный начальник, симпатичный мне в целом человек, ровесник мой и однокашник по факультету журналистики МГУ Валентин Ляшенко, занимавший некоторое время пост редактора отдела спорта. Вот что произошло.

В издательстве «Молодая гвардия» в том же 1968 году вышла книга Валерия Попенченко «И вечно бой…» Годом позже книга попала в руки Валентину, была им прочитана. И, полагаю, понравилась ему. Если бы не понравилась, ничего подобного, наверное, не произошло. А тут у Валентина зачесались руки, и он творчески переработал куски авторского текста, перелопатив их в... интервью с Валерием Попенченко.

Ничего необычного и зазорного для нравов, царивших в советской журналистике, в этих действиях не было. Многие публикации, интервью готовились к печати подобным образом. Журналист создавал предварительный текст — это называлось «рыбой». А затем его согласовывали с потенциальным автором или собеседником, внося в текст поправки или обходясь без них. И «рыба» плыла дальше — попадала в набор, а затем и на газетную полосу.

Валентин, довольный, видимо, творением своим, смело, не дожидаясь согласования текста с героем, заслал беседу в набор, а мне поручил уладить вопрос с Попенченко. Пытаюсь связаться с Валерием — телефон не отвечает. Обзваниваю всех, кто мог бы знать, где его найти. Никто ничего не может сказать. Где Валерий? Пропал Валерий.

А Валентин, пока суд да дело, решил украсить своим творением газетный номер, выходящий в День физкультурника. А беседа, надо сказать, получилась весьма обстоятельной. Как раз на «распашку», то есть на всё «подвальное помещение» разворота внутренних газетных полос.

Что делать? Дата выхода в свет праздничного номера неумолимо приближалась. Остается два дня. Сутки… Известий о Попенченко никаких. Снять беседу из номера? Позора не оберешься. Почти весь номер придется переверстывать. Да и чем заменить? Других подходящих к случаю материалов в запасе нет.

— Ладно, — говорю я Валентину, — рискнем, опубликуем. А Попенченко я беру на себя.

Впрочем, другого варианта уже, пожалуй, не было.

Газета вышла в свет в воскресенье. А рано утром в понедельник мне позвонил Попенченко:

— Михаил, как такое могло произойти?

— А где ты пропадал? Мы тебя две недели разыскивали!

Оказалось, всё это время он наслаждался тишиной среди дюн Куршской косы. Уехал туда, никого в Москве не предупредив. И вернулся как раз накануне.

Я стал убеждать Валерия не поднимать шума. Извини, мол, что так вышло, но ведь публикация-то получилась удачной! Казалось, уговорил, убедил. Но это только казалось. Случилось непредвиденное.

В тот же день Попенченко поехал по каким-то своим делам в ЦК ВЛКСМ. Все его поздравляли с публикацией, и Валерий почти оттаял. Но на беду нашу попался он на глаза Тяжельникову, первому секретарю ЦК, о въедливости которого ходили легенды.

— Ты что же, Валерий, в беседе, в своем интервью…

Уж не помню, что именно в той публикации Тяжельникову не понравилось. Услышав упрек, Валерий вспыхнул и выпалил:

— А я никакого интервью «Комсомолке» не давал!

— Как так?

И понеслось-поехало.

В тот же день Попенченко, срочно включенный в cвиту Тяжельникова, улетел с ним почти на месяц на Дальний Восток. Нам же, конечно же, в деталях проинформированным участливыми свидетелями о том, что произошло, оставалось только затаиться и ждать. Чем все кончится? За такие штуки могут ведь и уволить.

Но ничего страшного не произошло. В итоге Ляшенко отделался легким испугом, получив «строгача» на заседании секретариата малого ЦК. А вот прежней теплоты в наших отношениях с Попенченко уже не осталось. И вот пишу некролог. Что же произошло? Каким образом погиб Валерий?

Из рассказа двукратного олимпийского чемпиона Бориса Лагутина, знаменитого боксера, работавшего тогда в ЦК комсомола и занимавшегося расследованием обстоятельств гибели Попенченко, узнаю следующее.

В роковой вечер 15 февраля 1975 года Валерий задержался в здании МВТУ имени Баумана, где последние годы возглавлял кафедру физвоспитания. Ректор вуза Николаев по случаю какого-то торжества пригласил заведующих кафедрами в свой кабинет. Выпили по рюмке коньяку. Валерий торопился. Ему предстояло с женой ехать на день рождения к другу. От ректора позвонил домой, сказал, что выезжает. Из кабинета выскользнул раньше всех, не дожидаясь конца торжества…

В институтском здании царила тишина. Студенты давно разошлись по домам. Поздняя уборщица услышала лишь глухой звук упавшего с высоты тела. Попенченко каким-то образом свалился в лестничный пролет. Как это произошло? Никто не видел. Возможно, погубило Валерия просто мальчишество — захотелось лихо съехать вниз по лестничным перилам, да равновесие потерял. А может быть…

Вспомнилась обратная дорога из фестивальной Софии в Москву. На вокзале болгарской столицы местные поклонники Попенченко внесли в наше купе пятилитровую, оплетенную ивовыми прутьями бутыль, наполненную фруктовой водкой — ракией. Понятно, хозяин бутыли отнюдь не собирался во время пути охранять ее девственность.

К нам в купе потянулись гости. Зазвучали тосты. Валерий был в центре веселья. И вдруг… Он сделался просто невменяем. Рвал на себе рубаху, бился головой о стены купе… Его пытались угомонить. Куда там!

Потом долго молчал, уткнув лицо в скрещенные на столике руки.

Мне же в этот момент припомнился его рассказ о первых боях на ринге:

— Ах, если б ты знал, как меня били! До того, как я вышел в люди, стал чемпионом. Как меня би-и-и-ли!

Били… По почкам, по печени, легким… А удары в голову, нокауты, нокдауны? Мозг, как утверждают врачи, своего рода диспетчер человеческого организма. Нежелательные воздействия на него могут привести к сбоям. В том числе и в психическом здоровье человека.

Что стало причиной трагедии на той институтской лестнице? Ответа нет.

Михаил БЛАТИН