Имя в истории

Наследие Виктора Маслова

О Викторе Александровиче Маслове (1910—1977) можно сказать, что он был человек реликтовый, осколочной породы. Его и называли самородком в тренерском деле, первопроходцем, интуитивно чувствующим, в каком направлении будет продолжать развиваться футбол. Раньше всех в мире стал применять систему игры с четырьмя защитниками, четырьмя полузащитниками и двумя форвардами; изобрел прессинг; перешел к зонной обороне. Считая, что персональная опека оскорбляет и даже деморализует игроков.

Он говорил о футболистах первой величины: «Роль звезды в команде меняется. Не команда играет на звезду, а звезда — на команду. Это обстоятельство позволяет другим футболистам проявить все свои качества, стать не командой звезд, а командой-звездой».

В своей тренерской практике был одновременно и футбольным режиссером, и скульптором, отсекающим всё лишнее. «Театром футболиста» называл Аркадий Галинский соединение Масловым мастерства и свободы импровизации на поле, создание чемпионских, навсегда вошедших в историю советского футбола, блестящих игровых ансамблей — сначала в столичном «Торпедо», а затем в киевском «Динамо». Для игроков он был непререкаемым авторитетом, мудрецом, футбольным гигантом по прозвищу Дед.

Сегодня хочется вспомнить Виктора Александровича Маслова еще и потому, что его родное «Торпедо» вновь на слуху: ведет борьбу за возвращение в российскую премьер-лигу, ожидает в ближайшие годы открытия своего нового стадиона-красавца на Восточной улице.

На рядовых матчах в динамовской ложе прессы народу бывало немного. Этот закуток на Северной трибуне находился невысоко, почти у самого углового флажка, и в дождливую погоду закрывался брезентовым навесом. Получалась как бы палатка без полога. Все жались друг к другу, чтобы лучше видеть игру.

В те годы существовала магия встреч столичных клубов между собой. О них в «Советском спорте» писали только корифеи отдела футбола. Мне же доверяли иногда передать в номер коротенькие отчеты о каких-нибудь рядовых матчах. И я полюбил ходить именно на такие матчи. Когда мало народу, когда идет дождь, а в динамовскую ложу прессы заглядывает кто-нибудь из маститых тренеров или игроков, да так и остается рядом, плечом к плечу под намокшим брезентом.

Нельзя сказать, что мы обменивались впечатлениями о происходящем на поле — ну, разве с Виктором Александровичем Масловым подобное себе позволишь! — но ведь иной раз непроизвольно восхитишься, скажем, быстрым проходом по краю нападающего. Да и соседи согласно кивают, заносят этот эпизод в свои блокноты. А Маслов, вроде бы ни к кому не обращаясь, вдруг заявляет: «Опять Валерка не доработал. Ведь знает, что нужно опередить защитника, прикрыть мяч корпусом и срезать дорожку в штрафную...»

Поскольку мы сидели невысоко, то слышали, как тридцатилетний «чистильщик», то есть последний перед своими воротами защитник, кричит молодому партнеру по обороне: «Дай!» Тот не осмеливается ослушаться и отдает ему мяч, а чужой нападающий делает мгновенный рывок, перехватывает мяч, выходит с глазу на глаз с вратарем и забивает гол. В ложе начинают дружно ругать молодого защитника, мол, такой простой пас и то отдать не может! А Маслов, снова ни к кому не обращаясь: «Я бы этого “чистильщика” до конца сезона от игры отстранил, потому что он так ничему и не научился, — ведь ты же сам в первую очередь страховщик!»

Думаю, все слышали масловские замечания, сидели-то тесно, но на следующий день в некоторых газетах упомянутый проход по краю нападающего был отмечен как великолепный, а в пропущенном голе, естественно, обвинили молодого защитника, отдавшего мяч сопернику. Не менее удивительно и то, что сам Маслов, появившийся в редакции «Советского спорта» и перебиравший на столе Александра Яковлевича Вита свежие газеты, даже не заикнулся об этом. Наоборот, кого-то похвалил, сказал протянув: «Это он пра-авильно заметил...»

Были, конечно, и другие уроки и разговоры с тренерами, игроками. Постепенно мне раскрывались некоторые тонкости игры, я смотрел на нее уже иными глазами и от этого получал особое, дополнительное удовольствие. Мне казалось, что как футбольный репортер я уже состоялся. Так мальчишка, принятый в какую-нибудь СДЮШОР, начинает чувствовать себя значительным игроком и воротит конопатый нос от предложения сыграть за дворовую команду. Казаться-то казалось, пока не услышал однажды от Вита: «Главное в отчете — объяснить, почему одна команда выиграла, а другая — проиграла». И какой же словесной шелухой показались собственные отчеты! Потому что объяснить, почему одна команда победила другую — допустим, забив единственный гол, — я еще не умел.

Признаться, мучился долго, хотя уже имел кое-какой авторитет репортера, но вот это-то и не позволяло откровенно спросить после игры у побежденных: «Почему вы сегодня проиграли?» Ведь тренеры и игроки любят упрекнуть репортера: «Как же вы смотрите футбол?» Камень с души свалился неожиданно, в парилке на загородной базе «Локомотива», когда, пользуясь «размягчением мозгов» на верхнем полке, как бы невзначай задал Юрию Семину мучивший меня вопрос. Ответ оказался до предела простым, все объясняющим: «Фарту не было».

Сколько раз потом меня выручал в разговорах о футболе этот ответ добродушного и смешливого Юрия Семина. А разве не так бывает сплошь и рядом даже в турнирах самого высокого достоинства? Где все игроки со знаком качества в лучшем смысле этого понятия.

Мне кажется, Виктор Александрович любил футбольных журналистов, во всяком случае, в отличие от многих далеко не его ранга тренеров, охотно шел на контакты с пишущими о футболе, да и сам нередко задавал вопросы. Помню, на предсезонных сборах в Сочи, я тогда еще только почтительно здоровался с ним, услышал:

— Видели, как Ловчев сыграл в середине поля?

Спартаковец, крайний защитник Женя Ловчев был моим другом, и переживал после тренировочной игры, что ему многого не удалось сделать на новой позиции полузащитника в середине поля.

— Видел, — ответил я Маслову. — Он очень сокрушался. После матча на нем лица не было.

— Вот как? Ловчев ошибается. Он сыграл блестяще.

И стал подробно говорить о достоинствах этого футболиста. А я потом помчался разыскивать Женю, чтобы передать ему рассуждение Маслова о его игре на новой позиции.

Киевский динамовец Владимир Веремеев рассказывал мне, что нравившегося ему игрока Виктор Александрович обычно называл «парняшка». И киевляне, которых он трижды выводил в чемпионы страны, запомнили его не только властелином «святыни» — основного состава, но и по-отечески мягко называвшим их «парняшками».

В середине семидесятых годов, когда мы были уже достаточно знакомы, а я не чувствовал себя лишь интервьюером, могли и просто поговорить о футболе, вернее, о людских взаимоотношениях в футбольном мире. Сколько же тут было сложностей, порой полного взаимного неприятия, уязвленного самолюбия, а то и тайных наветов, не говоря уже о больших и малых группировках. Маслов мрачнел, повторял: «Ну как же так можно?!» Но сам никуда ни на кого не жаловался. Был выше этого и как человек, и как крупнейший специалист в футболе.

Когда Маслов, незадолго до преждевременного ухода из жизни, стал старшим тренером ереванского «Арарата» и приехал вместе с командой на игру в Киев, я тоже оказался в столице Украины и отправился к нему накануне матча в гостиничный номер. Виктора Александровича застал в ванне. Как дома, наполнив ее до краев, он погружался в горячую воду с головой и отфыркивался. Я впервые видел человека, принимавшего в гостиничном номере не душ, а блаженствующего в ванне. Ничего необычного тут не было, но всё-таки кто знает эти ванны! Принято считать, что гостиничный душ гораздо гигиеничнее. Как-то так получилось, что я вдруг сказал об этом Виктору Александровичу. И испугался: не дерзость ли сказал, а что как осерчает? Но Маслов очень удивился: «Надо же, а я всю жизнь купаюсь в гостиничных ваннах».

И опять подумалось, что я всего лишь около футбола, около жизни тех, кто действительно проводит ее в бесконечных перелетах и переездах. Всегда вдали от дома, от родных, от домашних радостей нормального человеческого бытия. Зато нет цены таким вот случайным встречами с людьми футбола.

Память неспроста завела меня в гостиничный номер к Маслову, потому что вскоре в дверях появился невысокий и кругленький бывший краёк киевского «Динамо» Георгий Грамматикопуло, ставший к тому времени кем-то вроде директора поездного вагона-ресторана. После ванны Виктор Александрович расслабился за быстренько накрытым столом с бутылкой марочного коньяка.

Кто возвратит эти полтора-два часа откровенных застольных разговоров о футболе?! Это стал вечер-подарок в номере-люкс киевской гостиницы «Москва». Таким он и остался в моем тогдашнем блокноте. И уже было непонятно, шутят ли с тобой собеседники или говорят всерьез. Тут были правда, вымысел, а то и очередная байка, но и витала над столом всегдашняя тайна вплотную причастных к футболу людей, лучшие из которых оставались загадкой и на поле, и в тренерском деле, и, как всяким одаренным в чем-то личностям, им было свойственно порой в разговоре обнажение чуть ли ни до последнего предела, впрочем, в мелочах, касающихся все того же футбола.

Я в шутливой форме рассказал Маслову и Грамматикопуло о своем давнишнем разговоре с Владимиром Маслаченко, которого как-то спросил, против кого ему, вратарю, труднее всего играть? Думал услышать фамилии самых известных форвардов. А Маслаченко сказал, что в смешном виде его выставляют разные “деревенские” крайние нападающие из мало кому знакомых команд, с которыми встречаются мастера, заполняя «окна» в чемпионатах страны.

«У классных команд атака всегда хорошо организована, — сказал мне Владимир, — и если я вижу, что сейчас будет прострел с фланга, то стартую из ворот, как спринтер на стометровке. Потому что ничего иного не предвижу, и обычно раньше всех овладеваю мячом или отбиваю его кулаком. А “деревенский” краёк не всегда умеет сделать нацеленную передачу, и при этом — разумеется, не умышленно, не специально — ловит меня. Ведь мои действия, можно сказать, доведены до автоматизма, я-то уже стартовал из ворот, когда этот неумеха занес ногу для удара по мячу. Удар у него не получился, мяч не попадает в скопление игроков посреди штрафной. И оказывается в сетке, за моей спиной. И смех, и грех!..»

И тут Грамматикопуло не выдерживает. «Ладно, — говорит он, — дело прошлое. Один Бог мне судья. Моей задачей на поле в основном было пройти по краю и удобно подать мяч набегающим на ворота партнерам. И вдруг начинаю замечать, что у меня то ли нога кривая, то ли с глазомером неладно. Что ни подача — срезка за ворота! А ведь я дохожу с мячом как можно ближе к линии ворот. Об этом все знают — и наши, и чужие. А я не могу подать мяч. Ну, думаю, произойдет такое еще пару раз, и не видать мне основного состава. Соображаю. На тренировках попробовал не добегать с мячом до линии ворот, делать прострел раньше. Вижу, мяч за ворота уже не летит. Попробовал в игре поступить точно так же. И что вы думаете? Ведь несколько голов забил, и никто до сих пор не знает, что это у меня срезки были. Действовал вроде того деревенского парня, о котором Маслаченко говорил...»

Маслов посмеивался, хитро щурился, но в разговор не вступал. И тогда я спросил: «Виктор Александрович, а какой секрет был у Виктора Серебряникова, когда он выполнял свои крученые штрафные удары?»

То ли в шутку, то ли всерьез, улыбаясь, Маслов сказал: «Это у него палец на ноге был такой, с природным дефектом. Так он этой шишкой и заворачивал мяч над стенкой — в верхний угол».

Много раз потом я передавал масловский ответ кому-нибудь из знакомых тренеров, игроков, коллег. И неизменно слышал: «Да он пошутил над тобой, а ты и поверил!..» И только Александр Горбунов из журнала «Спортивные игры» отнесся к этому серьезно, поговорил с Серебряниковым, и тот ему подтвердил, что всё так и было на самом деле.

И еще мне запомнилось образное выражение Маслова из одной его полувековой давности теоретической статьи, затрагивающей игру на флангах. У меня нет под рукой этой статьи, но высказывание автора было под стать поэтическому, так мыслит человек с богатым воображением. Суть заключалась в том, что как крылья стали не нужны современной авиации, так и в футболе оказались не нужны крайние нападающие.

Сегодня мы называем действующего на краю футболиста — фланговым игроком. И неважно, какое у него в команде изначальное амплуа: защитник, полузащитник, форвард. Игра усложняется, убыстряется, но и, в какой-то мере, роботизируется. Сегодняшнему игроку нужно быть семи пядей во лбу, чтобы стать, вернее, остаться на поле живым и непринужденным — с мячом или без мяча.

Иные делают это не всегда игровыми средствами. В свое время Диего Марадона, например, сочетал в себе и уникальное мастерство, и не менее уникальную манеру поведения на поле. Ему было необходимо постоянно приковывать к себе внимание, он слова не давал сказать ни партнерам, ни соперникам, ни арбитрам. «Говорил» только сам он: забитыми голами, исполнением сложнейших технических приемов, бесконечными падениями, жестикуляцией, мимикой.

Такой пример заразителен, но то, что можно было простить Марадоне и после его ухода тем или иным игрокам высочайшего мирового уровня, не хочется прощать менее одаренным футболистам, когда видишь, как они из кожи вон лезут, чтобы стать заметными в механической игре современных футбольных роботов.

Отчего все наши российские команды стали похожи друг на друга? Оттого, что подавляющее большинство матчей разыгрывается, как в шахматах, на компьютерной основе. Растет мастерство, прогрессирует сама игра, а радости от нее, подчас, всё меньше и меньше. И уже лучшие из лучших игроков за рубежом и у нас дома кажутся не пришельцами из будущего, а выходцами из прошлого, из футбола Пеле, Гарринчи, Ди Стефано, Всеволода Боброва, Эдуарда Стрельцова, Михаила Месхи, Олега Блохина...

Поэтому и игра на флангах приобрела совершенно иной характер. Этот метод ведения наступления складывался годами, фланги освобождались осознанно (и Маслов был здесь интуитивно провидцем, придя после «Торпедо» в киевское «Динамо», начал с того, что отчислил из команды крайнего нападающего Валерия Лобановского), чтобы появляться на них с разбега, с лёта. В том-то и дело, что в любой момент на них может появиться кто угодно, ну разве только не вратарь атакующих.

Много лет спустя, в зените своей тренерской славы, Валерий Васильевич Лобановский оценил и простил Виктору Александровичу свое отчисление из команды. Ответил на вопрос, как бы он теперь поступил в подобном противостоянии тренер — игрок: «Точно так же, как Дед, — расстался бы с Лобановским».

В футболе, как и в жизни, без прошлого нет будущего. Вместе с возрождением нынешнего «Торпедо», хочется надеяться, произойдет и возрождение масловского авторитета в развитии не только отечественного, но и мирового футбола.

Сергей ШМИТЬКО