Платонов останется в истории не только как самый фартовый старатель мировых золотых волейбольных приисков, но и как последний тренер сборной Советского Союза

Часть нашей жизни

Что главное в игре? Азарт или расчет? Сила или ум? Талант или талан (то есть фарт, везение)?

Игра, спортивная игра есть часть нашей жизни, и поэтому наши разговоры о футболе, баскетболе, волейболе, шахматах так пристрастны, важны и всеобъемлющи — они не об игре вовсе, а об общей нашей судьбе.

Волейбольные стежки прошивают судьбу страны, что разметнулась на полсвета, как пули из «Максима» чапаевской Анки-пулеметчицы, как следы папанинцев на полярной льдине, как сполохи «катюш».

Почему — волейбольные? Почему изобретенный в конце прошлого века преподавателем физического воспитания Уильямом Морганом «летающий мяч», будучи занесен в Россию, пришелся нам ко двору?

«Игрой веселых нищих» называли эту игру, не требовавшую особых расходов: две стойки, сетка, земляная площадка — играли тогда под открытым небом, во дворах, на пляжах, в парках культуры и отдыха маленьких и больших городов.

Жизнь в наших дворах и парках до войны и в первые два десятилетия после войны вертелась вокруг волейбольного мяча, как Земля вокруг Солнца. Помните чрезвычайно популярный в советское время фильм «В сетях шпионажа»? Ну, а мы жили в сетях волейбола (и шпионажа, понятно, но не об этом сейчас речь), и дворовая этика стихийного коллективизма с его установкой на справедливость как фундаментальнейшую ценность пропитывала все наши занятия, включая неизбежные драки, в которых бились только до первой крови, а упавших — не трогали.

Веселых и нищих всегда хватало в нашей безмерно талантливой стране. Не только в области балета и производства отдельных видов вооружения, но и в шахматах, и в волейболе мы были впереди планеты всей. И треть всего золотого запаса нашего мужского отечественного волейбола за три четверти века его существования добыли сборные команды Советского Союза под водительством ленинградца Вячеслава Платонова.

Восемь с половиной сезонов, с 1977 по 1985 гг., платоновская сборная не проиграла ни одного официального турнира — своего рода абсолютный мировой рекорд. За это время она дважды стала чемпионом мира, пять раз — Европы, двукратным обладателем кубка мира, чемпионом Олимпийских игр 1980 года.

Золотой послужной список Платонова и сборной Советского Союза пополнился во время его второго прихода в главную команду страны еще двумя победами в 1991 году — на чемпионате Европы и на Кубке мира. В том же 91-м ФИВБ (Международная федерация волейбола), как и десять лет назад, признала Платонова лучшим тренером мира и доверила ему руководство сборной звезд мира в гала-матчах с лучшей тогда национальной командой планеты — сборной Италии.

Суворовский проспект

Вячеслав Алексеевич Платонов жил на Суворовском проспекте, на пересечении его с одной из Советских улиц, и в этом при желании можно усмотреть некий провиденциальный знак, указующий перст судьбы. Тут обе составляющих содержательны: и советская, и суворовская.

Везунчик Платонов (а везет ему в жизни отчаянно — и в любви, и в смерти, и в рыбалке, и в игре), когда слышал про редкий свой фарт, всегда Александра Васильевича, генералиссимуса российского поминал: «Везение, везение... Помилуй Бог, да надо же умение!»

Задумывались ли вы, что, собственно, представляет собой военная доктрина полководца Суворова?

Русский философ Иван Ильин пришел к выводу, что военная доктрина Суворова являла гениальный синтез монархической дисциплины и республиканской инициативности. Победа, достигнутая с помощью этой доктрины, есть достижение совместное, коллективное, и тот, кто ведет армию к победе, по Суворову—Ильину, должен быть уверен не только в одинаково выдержанном поведении подчиненных, но и в их готовности к крайним, героическим усилиям в деле повиновения.

Готовность к героическим усилиям в деле повиновения как первоэлемент победы воспитывалась после семнадцатого года лучше всего армией и спортом. Спорт у нас, как и армия, был долгие годы орудием национальной победы. И хотя далеко не все наши спортсмены защищали цвета ЦСКА и многочисленных СКА, советский спорт был по сути своей, по начинке — армейским. Беспрекословная дисциплина и готовность к героическим усилиям в деле повиновения ценились в советском спорте превыше всего.

Создав самую многочисленную и могущественную армию в мире, советская империя выстроила и самую совершенную государственную систему отбора и подготовки спортивных талантов. Советская спортивная победительность, победоносность вобрала в себя и страх общей, но далеко не всеми осознанной несвободы, и правоту, святость, справедливость опять-таки общей, одной на всех, победы в мае сорок пятого.

Успех наших причастных к спорту сограждан, рожденных в 20—30-е годы (и чуть раньше, и чуть позже), у всех, кого хотя бы краешком задела та знаменитая война, победоносность и готовность к героическим суперусилиям ради общего дела, можно сказать, в крови.

Сын полярного летчика и школьной учительницы Вячеслав Платонов родился в канун второй мировой, за два с половиной года до Великой Отечественной — 21 января 1939 года в городе Пушкине Ленинградской области. Школу матери эвакуировали на Южный Урал. В деревеньке под Челябинском трое Платоновых (мать, сын и дочка на три года старше брата) прожили до снятия блокады. Отец, заболевший перед войной туберкулезом, был списан из авиации, получил белый билет, но пошел добровольцем на фронт, в пехоту, и погиб в боях на Украине, под Житомиром.

Война, убивавшая снарядами и голодом, окончилась, но война за жизнь продолжалась. Воевали с крысами, с холодом, с недоеданием. Воевали пацаны меж собой. Платоновы жили на Шкапина, возле Балтийского вокзала — шкапинская шпана не уступала лиговской. Драться приходилось едва ли не каждый день. Драться и играть. В футбол, а потом и волейбол. Те дворовые спортивные игры были для нас (автор из того же поколения) игрой в войну, маленькие безумцы, мы так жалели, что не успели повоевать по-настоящему...

И первые школьные учителя физкультуры были у нас демобилизованные офицеры — бравые, подтянутые, молодцеватые, как Николай Степанович Чикунов, у которого десяти лет от роду в секции 263-й школы Ленинского района и приобщился к волейболу Слава Платонов.

А когда они переехали на Суворовский и он, уже семиклассником, был переведен в 32-ю железнодорожную школу на улице Восстания, то встретил там, в маленьком спортивном зале, куда даже волейбольная площадка не вписывалась, человека в своем деле эталонного — Ивана Николаевича Осетрова, разрядника по десяти видам спорта, великого выдумщика, влюбленного в детей и в самую естественную для них форму бытия — игру.

Справедливое ремесло

Платонову все долгие годы его тренерской карьеры (его стаж на этом поприще — полвека, он начал тренировать с восемнадцати лет, еще сам играя сначала за СКИФ, потом за СКА и «Спартак») грело душу то, что он занимался самым справедливым ремеслом на свете, где в конечном счете всё определяют не связи, прохиндейство, интриганство, а талант и способность к сверхусилиям, которую ненашенский философ по имени Фридрих Ницше афористично определил: «У кого есть Зачем жить, тот выдержит почти любое Как».

Про одного из великих советских тренеров, тоже ленинградца, как и Платонов, получившего удостоверение «Заслуженного тренера СССР» под номером один, гениального конструктора движения, легкоатлета Виктора Ильича Алексеева кто-то заметил после его смерти: «У него были принципы», на что одна из любимых его учениц тут же отозвалась: «У него были идеалы».

И у Платонова, заслуженного тренера СССР, были идеалы. Но идеалы — он это понял отчетливо — не программа действий, не расписание жизни, а нечто недостижимое. Спортивная доктрина Платонова, где, как в военной суворовской, имел место синтез строгой дисциплины и вдохновенной импровизационности, покоилась на фундаменте идеалов (Зачем жить), нравственно объединявших разрозненных звезд в единую команду-звезду, игровых идей и постижений непостижимого, загадочного («игра загадочней всего и бескорыстнее на свете») как первоэлемента всякой игры.

Игроки, которых вел в бой Платонов, старший тренер мужской волейбольной сборной Советского Союза, большие, настоящие, талантливые люди спортивной игры — Вячеслав Зайцев, Александр Савин, Владимир Кондра, Вильяр Лоор, Владимир Дорохов, Павел Селиванов, Олег Молибога — носили в себе два полярных начала — Сверхчеловека, способного к крайним, героическим сверхусилиям во имя страны, спортивную честь которой они защищали (так и они, и их тренер были воспитаны), и ребенка, играющего ни для чего, играть и жить для него одно...

Два Славы.
Проводником идей тренера Вячеслава Платонова на площадке был Вячеслав Зайцев (№ 2),
неподражаемый связующий сборной СССР.
Материал Алексея Самойлова о дирижере «оркестра» Платонова читайте в № 8 «ФиС»

Метаморфоза

Мудрый тренер, тренер-идеалист исходил из того, что жизнь умнее нас, а игра — прихотливее, невероятнее, таинственнее наших представлений о ней и всевозможных тактических схем. Он добивался послушания, повиновения, дисциплины от игроков, но следил и за тем, чтобы из игры не исчезла детская всепоглощенность этим древним, как мир, занятием.

Ленинградский волейбол, из которого вышел Платонов (его первыми тренерами в юношеских командах и в мастерах были И.Я. Игумнов, В.И. Зедгенидзе, П.И. Воронин, Н.С. Михеев), был игрой элегантных универсалов со своими «коронками», со своей системой ценностей, где выше послушания ставился артистизм, а выше артистизма — надежность.

Платонов и сам был таким универсалом со своей коронкой — мощным боковым ударом, так называемым крюком, а уж надежность, психологическая устойчивость, самозабвенность у него были воистину воронинские, то есть высшего разбора. В 1959-м в Москве двадцатилетний игрок СКА Платонов в компании с корифеями выиграл, выступая за сборную Ленинграда, золотые медали Спартакиады народов СССР.

Его «Спартак» — «Автомобилист» чемпионом Советского Союза так и не стал — ЦСКА имел привилегии в комплектовании и умело пользовался ими — но в серебряных и бронзовых призерах ходил постоянно, «попутно» привозя на берега Невы европейские кубки.

На первом плане — Вячеслав Платонов и его правая рука в сборной страны Владимир Паткин

И, главное, без вечно второго (1978—1982 гг.) «Автомобилиста» не быть бы вечно первой сборной страны: и тактику нападения «адских водителей», комбинационную, искрометную, с водоворотами у центра сетки, и систему блокирования тренер сборной сначала пробовал на своем экспериментальном полигоне — клубной команде... И принципы свои, на которых тренер Платонов строил отношения с игроками, он принес в сборную из своего родного города, из ставшего ему родным спартаковского клуба «Автомобилист».

Первым из них было выстраданное убеждение: команду на страхе не создашь. Это напрочь противоречило практике прежнего тренера мужской советской сборной. Платонов собирал «мы-команду» из ярких «я», резко выраженных игровых индивидуальностей с крученым характером.

Исходя из привычной логики, специалисты думали, что он, придя в сборную в 77-м, будет менять игроков. А он удивил мир, поменяв не игроков — игру.

Приоритет мысли в игре, названной за интеллектуализм «шахматами с мячом», был невозможен без культивируемого спортивным педагогом Платоновым приоритета личностного начала, уживавшегося на площадке с артельным духом игры.

Ленинградский режиссер-кинодокументалист Виктор Семенюк, снявший о Платонове и его сборной первого созыва фильм «Уравнение с шестью известными», вспоминал, что с тренером, заставившим его заинтересоваться неисчерпаемым миром личности, за несколько месяцев съемок и за двадцать минут экранного времени произошли существенные метаморфозы, главная из них: был умен, стал мудр.

Умнейший из платоновских учеников, помощников, соратников Зиновий Черный, чье сердце разорвалось в спортивном зале 20 декабря 1994 года, за семь лет до этого так объяснил мне мудрость тренера Платонова, ведущего игру:

— Дураки думают, что самое умное решение — это самое глубокое, сложное, замысловатое. Как бы не так! Мудрость тренера Платонова в том и состоит, что он выбирает самое простое продолжение, но зато в этой критической ситуации, когда всё поставлено на кон, самое надежное и неожиданное. Ведь с той стороны сетки от коварного крутильщика Платона, великого комбинатора, ждут заковыристой бяки, рехбуса-дурилки, а Платон засаживает им меж глаз грубо, прямо, по рабоче-крестьянски. А в другой раз совсем наоборот: к нему трудно приспособиться. И противнику, и своим. Честно тебе скажу: я от его замен обалдеваю, вроде бы вопреки всем канонам, прописям не выходит так, как он передернул, как он сблефовал, как он рассчитал...

Игра платоновской сборной вызывала восхищение не только у тиффози, инчады, торсиды, прочих фанатеющих болельщиков, но и у специалистов, конкурентов, изучавших эту игру.

Своими учителями считали его американские тренеры Даг Билл и Марв Данфи, наставники игроков команды США — олимпийских чемпионов 1984 и 1988 годов, чемпионов мира 1986 года. Тренер лучшей команды мира 90-х годов — сборной Италии аргентинец Хулио Веласко, обняв Платонова в Афинах осенью 1994-го, сказал ему: «Игра вашей сборной на чемпионате мира 82-го мне до сих пор снится». — «Мне тоже», — улыбнулся Платонов. Улыбка вышла невеселой: к этому времени ни той сборной, ни той страны, которую она представляла, больше не было.

Возвращение

Вячеслав Платонов останется в истории отечественного спорта не только как самый фартовый старатель мировых золотых волейбольных приисков, но и как последний тренер сборной Советского Союза. И последние его победы в международном масштабе одержаны с советской сборной: летом и осенью 1991 года, на чемпионате Европы и на Кубке мира.

Любимцем советской власти независимый, прямодушный Платонов не был. К тому же истый ленинградец, он ощущал свою отдельность, избранность, предназначенность как судьбу и следовал ее повелениям, никогда не участвуя в клановых, групповых играх московской спортивной (и не только спортивной) верхушки.

Его несогласие с решением руководства партии и страны не участвовать в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе (1984) было защитой своего права на служение Родине, а не правителям и режиму.

Отдельность и независимость госслужащего в глазах местоблюстителей Старой площади (ЦК КПСС) и Лужнецкой набережной (Спорткомитет СССР) были вызовом, чуть ли не преступлением. За которым не могло не последовать наказание. И оно последовало. Поводом послужил первый (и единственный) проигрыш платоновской команды американской сборной осенью 85-го. А весной следующего года сказалось многолетнее сидение на «электрическом стуле», как называл он тренерскую скамейку. К которому последние два сезона подавали небывало сильное напряжение. И его первый раз «пробило» — язва желудка, тяжелая операция: «Еще полчаса, — сказал хирург, — и было бы поздно».

Через три месяца он приехал в Москву, явился в кабинет зампреда союзного Спорткомитета:

— Рядовой Платонов прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Но на чемпионат мира во Францию поехал лишь как турист. Тренировать сборную поставили его помощника, сговорчивого и покладистого...

Потом его «пробивало» еще дважды: весной 92-го, перед Олимпиадой в Барселоне, и летом 97-го за два с половиной месяца до чемпионата Европы. Еще две тяжелые операции — сначала язва, потом аневризма аорты брюшного отдела, и снова он слышал: «Еще бы пятнадцать минут... Еще бы час...» И снова он, едва оклемавшись, садился на «электрический стул».

Двум операциям предшествовали два возвращения в сборную — в апреле 90-го — СССР, в ноябре 95-го — России. Возвращался из Финляндии, спокойной, комфортной, милой сердцу страны Суоми, где работал по контракту с местным клубом и с национальной сборной.

— Ты — камикадзе, Платонов, — в сердцах говорила ему жена. — Тебе, видишь ли, за державу обидно, а державе на тебя...

А он верил, что может помочь. А раз может — значит, должен. Как говорится, Родина велела. «Профессионал — это его символ веры — обязан биться до конца». Бился и бьется, вызывая непонимание одних и восхищение других. Часто, как рыба об лед. Чувство родины, дающее игрокам команды чувство единства, ничто не заменит. Для него и для лучших из его поколения это даже не чувство — инстинкт. Как у лососей, ловить которых на спиннинг он такой мастак: им лишь бы добраться до места своего рождения, отметать икру, исполнить свою генетическую программу — и умереть...

Камикадзе. Мудрый камикадзе. Он знает, что жить на свете стоит, если есть за кого, за что отдать жизнь.

Лучший тренер мирового волейбола 80—90-х годов, признанный ФИВБ одним из лучших тренеров ХХ века. Работал последние годы, по собственному определению, не тренером, не президентом клуба, а Полканом.

«С утра “гавкаю” на тренировках, после обеда с высунутым языком бегаю по спонсорам, ищу деньги». Вроде бы нашел (надолго ли?): на тридцатом году своего автомобилистического существования команда, спасать которую («родное дитя») он, собственно, и вернулся в Питер после скоропостижного ухода Зиновия Черного, стала называться «Балтикой», как знаменитое пиво России, производимое одноименной пивоваренной компанией.

Семья

Большую часть своей самостоятельной жизни он жил — да простит меня его первая и, как она всегда добавляла, последняя жена Валентина Ивановна — на две семьи. В большой семье — команде психолог Платонов опирался прежде всего на умение ладить (а когда надо — и конфликтовать, разжигать конфликты) с людьми, рассчитывал на их честность и порядочность, будучи сам гипертрофированно порядочным человеком, и нередко оказывался обманутым, преданным иными своими учениками и соратниками, не столь щепетильными в делах чести.

Он сберег бы много нервных клеток и добился бы, возможно, еще более значительных профессиональных результатов, если бы команда не была для него большой семьей, если бы отношения тренера и игроков строились бы на строго выверенной, юридически отработанной системе контрактов и договоров.

Все семьи Платонова славацентричны. И большие (сборные, клубы), и маленькая.

Он из кожи вон лез, чтобы его команды — «большие семьи» преуспели в добывании славы Отечеству, городу, клубу. И во всех этих командах, где были очень талантливые мастера и даже двое супермастеров, непременно включавшихся в символические сборные мира (Вячеслав Зайцев и Александр Савин), единственным незаменимым человеком всегда был Платонов.

Ну, а уж про славацентричность маленькой платоновской семьи и говорить долго не приходится: отвергнув отроческую влюбленность одного своего рыжего одноклассника, будущего Нобелевского лауреата по литературе, и вполне серьезные, матримониальные притязания оставшегося истории неизвестным мясника, серьезнейшую фигуру в смысле семейного обустройства по тем временам, начинающий педагог-дефектолог не устояла перед чубатым златоустом с гитарой наперевес и значком «Мастер спорта» на лацкане пиджака и кинулась в омут с головой.

Они были более сорока лет вместе — сорок лет счастливой, но не семейной жизни, как говорит (числительные, естественно, меняются) 5 ноября глава семьи, давая понять окружающим, что тренеры, эти летучие голландцы, редко бывают под крышей дома своего.

Семья, однако, не команда. Там самый зависимый в мире диктатор, спортивный тренер, к другим приноравливается, пристраивается, здесь, в женском царстве (у Платонова дочь Ольга, живущая сейчас в своей семье), властителю и повелителю стараются угодить.

Славацентричность платоновской семьи резко усилилась с рождением Ольгиного сына, разумеется, названного родителями Славой. Дед и внук не могли надышаться друг на друга. Женщинам оставалось только ревновать и знать свое место, то есть править так, чтобы джигиты думали, что они тут главные...

Шутки шутками, а семья держится на самопожертвовании. Как и игра, спортивная игра. Такое легкое, беззаботное, веселое слово — «игра», а жизнь, отданная ей, — жертвоприношение.

Алексей САМОЙЛОВ
Фото Ю. Соколова