Мы продолжаем вспоминать звездные моменты Олимпиады-80 и ее героев. Сегодня рассказываем о легкоатлете Викторе Санееве, которому рукоплескали «Лужники», хотя на высшую ступень олимпийского пьедестала поднялся другой наш атлет. Но симпатии большинства зрителей были на стороне легендарного Санеева.

С трехкратным олимпийским чемпионом в тройном прыжке Виктором Санеевым я знаком, кажется, целую вечность. Был свидетелем его олимпийского триумфа в Мюнхене и в Монреале и многих других блестящих побед, но никогда не видел Виктора таким собранным, таким отрешенным от всего, кроме соперничества с самим собой и конкурентами, как в день финала по тройному прыжку на Олимпийских играх в Москве.

Москва, «Лужники», за год до московской Олимпиады-80. Так прыгал Виктор Санеев.
Фото А. Бочинина

Для себя я это объяснял так: многие соревнования он выигрывал у соперников еще до старта, потому что был сильнее. Побеждал за счет умения, силы, быстроты и многих других физических качеств, выработанных годами тренировок, за счет уверенности в себе. А на Олимпиаде-80 у себя на родине он оказался значительно старше всех своих оппонентов (Санееву вот-вот должно было стукнуть 35) и впервые заведомо физически слабее тех, кто претендовал на медали. Его одолели травмы, не дававшие полноценно тренироваться.

Но Санеев и виду не показывал, что он уже не тот, хотя и понимал, что может рассчитывать на сей раз лишь на собственный опыт, собранность, вдохновение.

На пресс-конференции в Монреале, после очередной олимпийской победы, Санеев сказал, что будет счастлив, если просто станет участником Игр в Москве. Но просто участие — не для таких людей, как Санеев. На сектор «Лужников» он вышел с одной мыслью — бороться за медаль. В этом он признался мне на следующий день после выступления, во время долгого разговора в Олимпийской деревне. Мы сидели в кафе, гоняли чаи и говорили о житье-бытье. О том, сколько нервов стоило ему выступление на его четвертой Олимпиаде, о скептиках, не веривших в него и долго колебавшихся, включать ли «старика» в команду.

Нет, он не жаловался. Все объективные показатели на сей раз были против него — и возраст, и травмы, и невысокие результаты на старте сезона. Одного не учитывали скептики — характер чемпиона.

— Первым условием успеха в спорте, — говорит Виктор, — я считаю уверенность атлета в своих силах, причем основанную не на шапкозакидательстве, а на трезвом анализе своих возможностей и сил противников...

В 1975 году мир был потрясен рекордом малоизвестного тогда бразильца Жоао Карлоса де Оливейры, прыгнувшего в Мехико на 17 метров 89 сантиметров.

— Своей масштабностью и значительностью новый рекорд бразильца можно сравнить лишь с рекордом Бимона, — говорит Санеев. — Честно говоря, я не ожидал такого результата. То есть ждал, но не так скоро и не от малоизвестного спортсмена.

Санеев не был растерян, внешне был так же спокоен, как и перед Олимпиадой в Мюнхене, когда многие болельщики стали отдавать предпочтение кубинцу Пересу Дуэньясу, отнявшему тогда у Санеева мировой рекорд. Кажется, первый раз Виктор обиделся на тех, кто в него перестал верить. «Да, кубинец силен, слов нет. Но назовите мне, кого он побеждал?» И вот четыре года спустя он с немалой долей скепсиса отнесся к олимпийским шансам нового рекордсмена.

— Оливейра? Надо сначала испытать его в настоящем деле! Мексиканский стадион — рай для прыгунов. За последние 20 лет мировой рекорд улучшался 12 раз, из них 9 раз в высокогорье. В Монреале рекордов не будет...

Фото из архива «ФиС»

Весной 1980 года мы вновь говорили с Виктором об Олимпиаде. Он жаловался на больную ногу, говорил о том, что больше лечится, чем тренируется, и всё же твердо верил, что если его включат в олимпийскую команду, то он будет обязательно бороться за одну из наград.

Когда настает час решительных испытаний, Виктор преображается. В трудную минуту он, как никто другой, умеет собраться, сконцентрироваться, найти хранящиеся где-то под спудом дополнительные силы и вложить их в последний прыжок. Так было и на Олимпиаде в Мехико, и на Московской олимпиаде. Как признался Виктор, для него это были самые трудные старты.

В Мехико приходилось бороться не только с соперниками, но и привыкать к тартану, оказавшемуся для наших спортсменов таинственным незнакомцем. Однако Санеева не смутили ни высочайшие результаты его конкурентов, ни тартан. Не растерялся он и тогда, когда бразилец Пруденсио в последней попытке установил мировой рекорд — 16,27 метра. У Виктора оставался последний, шестой прыжок... Он долго готовился к этой попытке, стоял, настраивался. Вот как вспоминает об этом сам спортсмен.

— Не знаю в точности, какие слова-заклинания шептал я в те секунды, когда стоял на узкой ленте тартана в трех десятках метров от белевшей планки. Не знаю. Зато я отчетливо, прямо-таки абсолютно точно почувствовал, что этот последний прыжок будет самым лучшим, самым далеким в этот день. Был абсолютно уверен в этом. Как никогда, уверен... В этот момент я почувствовал состояние, близкое к восторгу. Я мог всё. Казалось, взмахну руками и — полечу. Знаю: это было вдохновение. Спутник каждого открытия. Каждого успеха. Каждого рекорда.

И он прыгнул дальше Пруденсио. Потом журналисты спросят Санеева, как бы он поступил, если бы противник прыгнул не на 17,27, а по крайней мере на 17,40, и он ответит, что прыгнул бы, сколько надо было бы для победы.

В чем секрет его спортивного долголетия?

— Понимаешь, надо быстро спускаться с пьедестала. Как можно скорее забывать свои былые победы и думать о новых, грядущих, — отвечает Виктор.

В отличие от многих чемпионов у него дома нет «выставки» завоеванных им наград. Сотрудники киносъемочной группы, снимавшие о нем фильм, были крайне удивлены, когда Виктор в ответ на их просьбу показать медали полез в старый чемодан и начал извлекать оттуда награды. Скажете, странности? Просто, готовясь к очередной Олимпиаде, он всегда старается забыть о том, что он олимпийский чемпион. Не отягощенный грузом медалей, он каждый раз словно впервые начинает восхождение на Олимп. И среди тех, кто в этом восхождении ему помогал, Виктор в первую очередь назвал своих тренеров Акопа Керселяна и Витольда Креера и, конечно, жену Татьяну.

— Когда после Мемориала братьев Знаменских, где решалось, выступать или не выступать мне на Олимпиаде, я прилетел домой, — говорит Санеев, — то просто не узнал Татьяну. За несколько дней, пока решалась моя олимпийская судьба, она, и без того хрупкая, похудела на пять килограммов — так волновалась.

— Сегодня я поняла, как трудно быть женой чемпиона, — сказала как-то Татьяна Санеева, поздравляя мужа с победой в одном из чемпионатов. — Трудно. — Она вздохнула. — Но Виктору-то еще трудней... Значит, надо создавать такую обстановку дома, чтобы муж мог отдохнуть как следует, настроиться на очередные соревнования.

— Но вы же в этой области специалист, как-никак дипломированный психолог.

— И тем не менее я не руковожу его психологической подготовкой, если не считать того, что создаю Виктору все условия для отдыха. Знаете, он сам отлично владеет искусством настроя, самовнушения. Когда мы только поженились, мои друзья поначалу решили, что Виктор — замкнутый, нелюдимый человек. Но таким он бывает только перед ответственными стартами. И его можно понять. Он старается уйти в себя, как бы запастись энергией. Зато после выступления он преображается. Готов танцевать до упаду, любит послушать джазовую музыку, посидеть в компании с друзьями.

— Наверное, вам лучше чем кому-либо известно, что движет Виктором, который, несмотря на травмы и возраст, упорно готовится к своей четвертой Олимпиаде.

— Санеев перестал бы быть Санеевым, — ответила Татьяна, — если бы отказался от мысли быть первым. Он всё подчинил подготовке к своей четвертой Олимпиаде, и не только потому, что она для него четвертая, а прежде всего потому, что Олимпиада будет проходить дома, в Москве.

Фото Евгения Богатырева

Для Санеева Олимпиада в столице стала особой еще и потому, что он вносил на стадион олимпийский факел во время торжественного открытия Игр.

— Это был мой первый старт на Олимпиаде, — говорит Виктор. — И я, честно говоря, опасался раньше времени перегореть. Очень волнующей и ответственной была моя задача.

Потом главный психолог Спорткомитета Грузии Рудольф Загайнов (прекрасно знавший Виктора, в то время жившего в Тбилиси) скажет, что руководители сборной страны по легкой атлетике не должны были разрешать главному претенденту на «золото» участвовать в празднике открытия Игр, действе, выхолостившем его морально и физически. Ведь ему пришлось участвовать и в многочасовых репетициях.  

Виктор Санеев со своим тренером, в прошлом известным советским прыгуном тройным Витольдом Креером.
Фото А. Бочинина

Санеев не боялся рекордсмена мира бразильца Жоао Карлоса де Оливейры, уверенный, что победит его. Эта уверенность укрепилась после того, как они мельком встретились на стадионе Олимпийской деревни. Оливейра попросил у Виктора автограф, а тот в ответ предложил бразильцу потренироваться вместе. Стушевался при этих словах Оливейра, замотал головой: дескать, нет-нет, не могу, и поспешил уйти. Вот тут-то Санеев и понял, что Оливейра опасается его.

Они познакомились в феврале 1976 года в мюнхенском «Олимпиахалле» во время зимнего чемпионата Европы. «Эх, проверить бы сейчас этого новоиспеченного рекордсмена, узнать, на что он способен!» — думал Санеев, а сам нет-нет да и поглядывал на одиннадцатый ряд, где сидели Оливейра и его тренер Педро Толедо.

В этот вечер бразильцы, приехавшие тренироваться в ФРГ, пришли посмотреть соревнования лучших атлетов Европы. Виктор чувствовал на себе их взгляды и не хотел ударить в грязь лицом. В лучшей попытке он прыгнул на 17,10 метра, в четвертый раз стал победителем зимнего европейского чемпионата.

А потом их познакомили — Санеева и Оливейру. Обмен любезностями. Совместный ужин. Прощаясь, бразилец дарит Виктору бронзовую статуэтку прыгуна. Долгие месяцы до Олимпиады она будет напоминать Санееву о предстоящей дуэли.

Тогда, на лужниковском секторе, лидерство захватил молодой Яак Уудмяэ, прыгнувший на 17,35 метра. Произошло это в третьей попытке. Следом за ним в этой же третьей попытке Оливейра «улетает» на 17,22. Ну а Санеев отвечает лишь 17,04. «Всё, больше он не прыгнет, с больной ногой Виктора не должно хватить еще на три попытки», — подумал я в тот момент. Но Санеев в пятой попытке показывает 17,07, а в шестой — 17,24! Никогда не забыть того последнего олимпийского прыжка Санеева — дерзкого, отчаянного.

Мы сидим и рассматриваем протокол соревнований, и тут выясняется, что Санееву в этот день отчаянно не везло. Как будто нарочно соперникам помогал сильный попутный ветер, порой до двух метров в секунду. А Санееву пришлось прыгать против сильного встречного ветра: в третьей попытке сила встречного ветра равнялась 1,3 метра в секунду, в пятой — 2,46, в шестой — 1,42.

Да, жаль, конечно, что Виктору с этим не повезло, но в конце концов не столь важно, какое место он занял, важно то, что не сдался, не сломался, выстоял... Именно выстоял. Помните, у Эренбурга: «Но есть такое слово “выстоять”, когда и выстоять нельзя». Эти строки и про него, про Санеева.

Четыре Олимпиады и четыре медали. Да еще в таком труднейшем виде как тройной прыжок. Чтобы совершить такое, надо иметь стальные ноги и стальные нервы, надо очень любить спорт и свой тройной прыжок, надо быть патриотом своей сборной, своей страны, спортивную славу которой ты приумножаешь. И хотя по отношению к атлетам мне кажется неправомерным применять слово «подвиг», именно этим словом мне хочется определить то, что он совершил в олимпийских «Лужниках».

— О чем ты думал, Виктор, стоя на секторе перед последним прыжком? — спросил я Санеева напоследок.

— О маме. Для меня это самый дорогой человек. В прошлом году летом ее не стало. Я долго не мог свыкнуться с мыслью, что ее больше нет. И вот, выходя на сектор, я думал о маме, и эти мысли меня наполняли силами.

Кубанская казачка, прожившая полжизни в Грузии, Ксения Андреевна Санеева недаром гордилась своим сыном. Он вырос и стал достойным гражданином своего Отечества.

И я слышал, как на пресс-конференции после соревнований грозный соперник Виктора Жоао Карлос де Оливейра сказал: «Санеев не просто олимпийский чемпион — это великий человек».

Евгений БОГАТЫРЕВ