Печать
Просмотров: 975

Литературные страницы

Личный код Константина Ваншенкина

2019 10 shmitПредваряя эти воспоминания о спорте Константина Ваншенкина (1925—2012), нужно сказать о том, что он сам считал главным в своем творчестве: личный код, узнаваемая интонация. И однажды написал об этом в непритязательном по форме, но естественном, как и сама жизнь, коротеньком стихотворении:

Хоть ты свой каждый ход
Цветною ниткой вышей,
Поэзия живет
Естественностью высшей.
Огромная страна,
Бушующая вьюга,
Обычные слова,
Нашедшие друг друга.

Эти обычные, нашедшие друг друга слова в стихах и песнях Ваншенкина стали классикой. «Ах, как годы летят! / Мы грустим, седину замечая. / Жизнь, ты помнишь солдат, / Что погибли, тебя защищая?», «Кружится, кружится пестрый лесок, / Кружится, кружится старый вальсок», «Уходят башенки вокзала и удаляется причал. / Как важно всё, что ты сказала. / Всё, что в ответ я прокричал»... Из поколения в поколение звучат и волнуют эти слова — с эстрады, по радио и телевидению.

 

Поэт-лирик Ваншенкин любил спорт, был всегда желанным автором нашего журнала. Его стаж футбольного болельщика начался еще в довоенной юности. Хотя и тут был личный код в этом своем пристрастии к спорту, футболу. «Не люблю термин “болельщик”, — писал он. — Какое-то ненастоящее словечко. Иное дело — болезнь. Высокая болезнь!»

Высокой болезнью можно назвать его воспоминание о спорте, пронизанное уважением, пониманием, благодарностью великим спортсменам. И не только великим. Вот, например, написанная от первого лица исповедь игрока:

Футболист

Бесконечная усталость.
Пот, катящийся с виска.
Мало времени осталось
До финального свистка.
Был я молод, бегал вволю,
Так и шастал как челнок
По размеченному полю,
Не жалея сильных ног.
А встречали! — как министра.
Уважительно до слез.
Операцию мениска
Я еще не перенес.
Тренированное тело
Тоже к сроку устает.
Пусть всё это пролетело,
Но во мне оно поет.
Вот судейская сирена
У судьи уже во рту.
Лужниковская арена
Отступает в темноту.
Может быть, не всем заметны
В тишине, на склоне дня.
Но отдельные моменты
Были в жизни у меня.

В начале 70-х годов минувшего века я написал в журнале «Физкультура и спорт» рецензию на вышедшую тогда в свет футбольную повесть Ваншенкина «Его опасные пасы». Сорок с лишним лет спустя, в декабре 2012 года, он ушел из жизни, которую так любил во всех ее проявлениях настоящих человеческих взаимоотношений — от рождения и до смерти.

Часто вспоминаю такое его высказывание: «Мне странно видеть людей моего возраста, совершенно не умеющих обращаться с мячом, шарахающихся от него или комично пытающихся ударить рукой или ногой, и, конечно, промахивающихся. Откуда они? Где они были в детстве? У меня к ним чувство, смутно, отдаленно похожее на отношение к сверстникам, не бывшим в армии. Тоже дико...»

Таким он был и остался — со своим личным кодом в стихах и песнях, а также во всем том, что говорил и написал о спортсменах.

Сергей ШМИТЬКО

Фрагменты из воспоминаний
Константина Ваншенкина
о спорте

Но почему — воспоминание о спорте? Кто я такой? Что я могу вспомнить? Детство. Турничок во дворе, до которого еще трудно дотянуться, но подтянуться уже можно, и не раз. Школьный гимнастический «козел» с деревянным трамплином и матом-тюфячком. И — снег, трава, солнце. Скрип лыжонок, волшебный стук мяча. Ну, играл. Но что это был за уровень! Правда, бегал на 25 километров с полной выкладкой. Прыгал с парашютом. Но время было такое — война, армия.

И всё-таки я участник. Ибо спорт, как всякое зрелище, немыслим без публики. Это — явление публичное. Да я последние деньги отдавал за билет, чтобы присутствовать при таинствах спорта. Можно на тренировках, прикидках превысить рекорд, но его не только не утвердят, но даже не примут к рассмотрению. Настоящий рекорд — только на соревнованиях, при зрителях, в борьбе.

* * *

В мае 1955 года в Центральном доме Советской Армии проходило людное совещание, посвященное военной теме в литературе. Потом смотрели специальный фильм, потом обедали в тамошнем офицерском ресторане и вышли наконец на площадь Коммуны — Твардовский, Луконин, Межиров и я, — еще не зная, что предпринять далее. И тут мы с Лукониным разом вспомнили, что сегодня на «Динамо» футбол — играет европейский, кажется венгерский, клуб с «Торпедо», — и предложили поехать. Что тут стало с Твардовским! — так и вижу его, высокого, чуть грузноватого, в сером габардиновом плаще. Он, язвительно усмехаясь, дал нам почувствовать, что попросту не понимает нас, что глубоко шокирован, что ему за нас стыдно. Мы, разумеется, не поехали — не хотели с ним расставаться. Он же продолжал нас презирать.

А, собственно, почему? Он уважал не только физическую работу, но и физические развлечения. Он недурно плавал, при каждом удобном случае старался искупаться, а однажды, о чем мне рассказывал Исаковский, умудрился сделать это на официальном загородном приеме. В войну, работая в редакции фронтовой газеты, он, по свидетельству очевидцев, с удовольствием боролся с желающими; а кроме того, знал толк в таких удалых играх, как бабки, городки. Футбол просто миновал его, он не понимал этой игры, не чувствовал и относился к ней, как опасности, к подмене ею чего-то важного. Заблуждение многих.

А футбол на это не претендует, ему это не нужно. Он сам по себе.

Сидели когда-то с Ю. Трифоновым в кафе Дома литераторов и говорили, между прочим, и о футболе. Кто-то сказал: «О чем вы! Как вы можете?..»

Мы вежливо объяснили: «Это гораздо интереснее, чем говорить о ваших повестях и пьесах. Вот так...»

* * *

Однажды — тоже очень давно — я случайно слышал рассказ писателя и журналиста С. о том, как он присутствовал на футбольном матче сборных СССР — ФРГ (август 1955 г). С. — человек рафинированный, книжный, к футболу никакого отношения не имел и интереса не питал, но работал он тогда в «Литературной газете», а там еще сохранялся симоновский стиль — лучших сотрудников поощряли, в данный момент — билетами на футбол. С. был в числе лучших, а ажиотаж вокруг билетов столь чудовищен, что С. решил пойти. Он сел на трибуне среди незнакомых, вполне интеллигентного вида людей, игра началась, он попытался что-то понять и хотя бы следить за событиями, но скоро ему стало скучно, и он, по его выражению, отключился. Вдруг все, кроме него, разом вскочили с мест, и страшный ликующий рев потряс стадион и окрестности.

— Послушайте, — затеребил С. за рукав своего соседа. — Что случилось?

— Что случилось?— переспросил тот, переводя на него невидящий, горящий взгляд.— Что случилось?! Ах ты гад! — И продолжал, с душой, уже ни к кому не обращаясь: — А какие люди не попали!..

С. рассказывал об этом, пожимая плечами, как о забавном случае своей жизни, и слушали его с сочувствием. Я же не выдержал и сказал: «Вы знаете, ваш сосед совершенно прав. Только он был слишком мягок...»

* * *

Ходили и на бокс. Чемпионаты страны устраивались чаще всего в цирке на Цветном бульваре. Вижу внизу, на арене, ярко освещенный ринг: в его канатах плотный бритоголовый Королев — после медведевского партизанского отряда, ранения — и танцующий вокруг него стройный, юный Шоцикас. Личности!

Честно говоря, с годами я остыл к боксу (теперешние комментаторы сказали бы «подостыл»). Глубокий нокаут действует неприятно — не только на пострадавшего, но и на меня теперешнего. А когда-то это только восхищало.

Я не говорю сейчас о волейболе или баскетболе, речь идет о видах, живущих на большой арене, рядом с футболом. Они придавали посещению стадиона особую, дополнительную прелесть.

В нашей стране нет специально футбольных стадионов. Но беговая дорожка используется сейчас слишком редко и изолированно. А ведь это прекрасно — красная дорожка вокруг зеленого поля! Это символ нашего стадиона.

* * *

Когда мы вспоминаем радио- и телевизионных комментаторов спорта, первый, кого хочется назвать, — Вадим Синявский.

Глубокой осенью сорок пятого года московское «Динамо», усиленное несколькими игроками из других команд, посетило Англию и породило сенсацию победами над британскими профессионалами. Через атмосферные разряды Европы летел в Россию рассказывающий об этом взволнованный, ликующий голос Синявского. Он прошел и над Венгрией, где я тогда еще служил.

Может быть, я слышал его прежде,
Но забыл, и в другой уже срок,
В сорок пятом году в Будапеште
Я расслышал его говорок.
Еще небо дышало багрово,
И недавний посверкивал свет.
Золотыми ногами Боброва
Восхищался он, словно поэт.

* * *

Но есть еще другое понятие в спорте — чистое время! Неигровое не считается; как только игра остановлена — а останавливают часто,— выключают и секундомеры. Таким образом, продолжительность хоккейного матча бывает вдвое больше продолжительности самой игры.

И всякий раз я воспринимаю это как деликатное напоминание о бесцельно потраченном времени в своей жизни, где, увы, остановок нет — всё идет в счет.

Или это — воспоминание о моей молодости, часть моей жизни, о чем я нс могу не сказать? Потому что спорт — не массовый психоз, не средство отвлечься от более важного и насущного, а одно из прекрасных проявлений человеческого духа.

Подготовил Сергей ШМИТЬКО