Нам — 95!

Мой друг Алик Марьямов

2017 6 nil1Я зову Александра Марьямова по-домашнему Аликом, как называли его мама с папой и называет старший брат.

Теперь мне кажется, что Алик был в моей жизни всегда.

Всегда — не всегда, но более полувека — познакомились мы летом шестьдесят третьего года, когда ему исполнилось двадцать шесть, а мне — двадцать три.

 

Эта встреча на курорте (в Коктебеле) — я отдыхал, а он, командированный Агентством печати «Новости» (АПН), объехал всю Украину (и теперь настал черед знаменитого винсовхоза) — изменила мою жизнь, развернула к журналистике, которой, заканчивая, между прочим, факультет МГУ, заниматься и не собирался, не представлял я себя в этой древнейшей профессии (вижу сейчас, что чутье меня не обманывало).

Но в толковании Алика журналистика показалась мне увлекательным делом — он стал для меня, как сегодня бы сказали, лицом профессии, а точнее лицом учреждения, им представляемого, — Агентства печати «Новости».

2017 6 nil2Виделись мы в Коктебеле три дня и три вечера. Марьямов с фотографом Валерием Шустовым ездили в знаменитый винсовхоз, привозили оттуда вино, и долгими вечерами мы говорили о моей судьбе — Алик настаивал, чтобы и я связал ее с АПН.

Шустов сделал в той поездке множество снимков, заработав бешеный (по тогдашним меркам) гонорар, а Марьямов вряд ли оправдал потраченные сверх командировочных свои деньги. Но сочиненный им очерк «Внимание, Лобановский» опубликовали все областные газеты Советского Союза, и в столице он вызвал ревнивые отклики всех спортивных журналистов.

Я мог ожидать, что уговоры поступить в АПН сделаны были Аликом под влиянием винных паров — и в Москве он про меня забудет. Но при встречах за столиками пивного бара Дома журналиста разговоры о моей службе на Пушкинской площади (там размещалось АПН) каждый раз возобновлялись. Мысль о том, что мое место в АПН, Марьямов внушил и Александру Авдеенко — тот заведовал отделом культуры и близок был с Галиной Брежневой. Галин папа не занимал еще наивысшей должности, но и той должности, что занимал он тогда, хватало для влиятельности дочки внутри Агентства. Авдеенко я знал гораздо дольше, чем Марьямова, — мы дружили с детства, но он никогда не слышал, чтобы я чего-нибудь излагал на бумаге, и вправе был сомневаться в моих журналистских перспективах. Марьямов тоже ничего не читал из мною написанного (да и читать-то, казалось, нечего, я же сказал, что в журналистику не рвался), и тем не менее поверил в меня после коктебельских бесед.

И всё же я стоял, закончив университет, перед выбором — после студенческой практики меня пригласили в газету «Советский спорт». Я любил читать эту газету. Но при слове «АПН» я видел сразу же Марьямова на вечерних посиделках, Пушкинскую площадь, вспоминал эффект, произведенный очерком «Внимание, Лобановский».

Конечно, можно предположить, что, согласись я сразу на «Советский спорт», жизнь моя сложилась бы благополучнее — и сейчас бы мне, как старейшине цеха, подарили бы к минувшему два лета назад юбилею футбольный мяч с автографами игроков сборной, а то бы и упомянули в одном списке с Трахтенбергом или Львовым. Но могу смело сказать, прожив жизнь, что дружба с Аликом — Александром Александровичем Марьямовым — для меня дороже самой блестящей карьеры спортивного журналиста.

Марьямов был самым красивым мужчиной в АПН. И когда, бывало, стоишь рядом с ним, то нереально попасть в поле женского внимания — женские глаза смотрят мимо тебя. Нигде потом я не встречал такого количества красивых женщин и девушек, как в АПН, и все они меня не заметили — на людях мы с Аликом всегда появлялись вместе, и у меня не оставалось шанса.

Марьямов и лучше всех в АПН писал свои очерки и корреспонденции. Но здесь я свой шанс всё же искал. Назвавшись по протекции Алика журналистом, я должен был оправдывать его доверие. К тому же великодушное покровительство Марьямова, позволившее чувствовать меня своим в четырехэтажном здании Агентства, расковывало — и вызывало смелое желание писать, как Марьямов. От прямого (и слепого) подражательства меня спасало только то, что переимчивость — не мой конек. Писать по-другому, чем по-своему, я так и не научился.

При всем отчаянном веселье нашего пребывания в АПН — про наши командировки вдвоем впору складывать развлекательные легенды (помню, например, как темным зимним утром возвращались мы на такси из ресторана аэровокзала, удивляясь, сколько людей ходят ночью по питерским улицам; насчет начала рабочего дня мы не сообразили) — оба почувствовали, что ничего нового на Пушкинской нас не ждет — неизбежны повторения уже пройденного.

Работал у нас в редакции союзной информации не самым главным начальником поэт и журналист Николай Александрович Тарасов — его весь читающий мир знал по нашумевшей «Автобиографии» Евгения Евтушенко. Тарасов был первым, кто приветил Евтушенко: опубликовал его стихи в «Советском спорте» (он заведовал там литературой), дал ему почитать книги Пастернака, познакомил с культурными людьми. К нам с Марьямовым Тарасов благоволил, и когда предложили ему стать заместителем главного редактора «Советского спорта», позвал нас идти с ним — звал он несколько человек, но променять АПН решились только мы двое. Мы надеялись с помощью Николая Александровича реформировать любимую газету — Алик числился в АПН по молодежному отделу, но спортивный отдел пригласил его помочь освещать, по радиоперехватам, Олимпийские игры — и больше от себя не отпустил.

От намерения реформировать «Советский спорт» пришлось отказаться: и Тарасов власти в газете не получил, и мы в газетном деле мало разбирались — нас по-настоящему интересовал порядок слов в собственных заметках. К тому же мы легко влились в раздираемый интригами коллектив издания, поскольку нас интриги не касались и нам интриговать было незачем — всё и без интриг неплохо складывалось. Мы дружили с классными журналистами — Женей Рубиным и Мишей Мариным. Нас и со стороны заметили — Павел Михалев поругал у себя в «Комсомолке». Правда, поставил нас в неловкое положение перед товарищами, начав критическую фразу словами: «Даже Марьямов и Нилин...» Но товарищи постарались сделать вид, что бестактности коллеги не заметили.

Посредине зимы шестьдесят восьмого года мы ушли в отпуск — собирались что-нибудь сочинить сообща. Но Марьямов уехал на две недели в зимний дом отдыха, а я на переходе из кафе «Лира» до ресторана Дома актера со своим новым другом, великим боксером Виктором Агеевым, ввязался в драку — мало что на улице Горького, но и рядом с отделением милиции.

Из милиции в «Советский спорт» пришла бумага, и напуганный возможными для себя неприятностями (он же привел меня в редакцию) Тарасов предложил устроить надо мною товарищеский суд. Я почувствовал себя оскорбленным и решил, что лучше мне вообще уйти из газеты. Марьямову суд не грозил, но он ушел за компанию, подпортив себе трудовую книжку, — сгоряча мстительный Николай Александрович уволил нас по сокращению штатов, но, узнав, что по этой статье нам положено получить на прощание половину оклада, предложил переменить статью — мол, ушли по собственному желанию. Мы отказались — предпочли поставить приятелям выпивку в ресторане Дома журналистов.

2017 6 nil3Когда мы уходили за Тарасовым из АПН, председатель правления АПН Борис Сергеевич Бурков предупредил, что не только обратно не возьмет, но и не разрешит охране пускать нас на порог. И всё же под давлением секретаря парторганизации Алексея Семеновича Антонова Бурков смиловался — и мы продолжили службу в АПН с некоторым даже повышением оклада.

Но история с Тарасовым на нашем уходе из «Советского спорта» не закончилась. Поскольку эту свою заметку к юбилею Алика я сочиняю для журнала «Физкультура и спорт», считаю непременным рассказать о наших отношениях с этим изданием, справляющим свой юбилей параллельно с восьмидесятилетием Марьямова.

Года через два (или три) после нашего расставания со спортивной газетой Николая Александровича спортивное министерство назначило главным редактором вышеупомянутого журнала.

При всей свойственной Тарасову осторожности он ради преобразования маловыразительного прежде журнала поставил на карту редакторские перспективы — был уволен. Однако сделанные им номера должны бы остаться в истории «Физкультуры и спорта» — как забудешь, что членом редколлегии был Юрий Трифонов, как забудешь, что Андрей Вознесенский специально для журнала сочинил поэму и своими рисунками ее проиллюстрировал? Недавно ушедший Евгений Евтушенко наверняка бы опубликовался в журнале у Тарасова. Но министр спорта Сергей Павлов, считавший поэта личным врагом за стихотворную фразу о «румяном комсомольском вожде», никогда бы этого не допустил.

Мы с Марьямовым никогда ни зла, ни обиды на Тарасова не держали — и, чем могли, старались ему помочь.

С Аликом мы были и соавторами первого (для меня и последнего) опыта в игровом кино. Мы оба окончили Высшие сценарные курсы, но тут выяснилось, что способности к сценарному делу были только у Марьямова, а я так и не научился сочинять сценарии — кино не стало моей стихией.

Марьямов довольно быстро сделался заметной (или, по-нынешнему, востребованной) фигурой в кинематографе. От перечня снятых по его сценариям фильмов воздерживаюсь; мне было бы интереснее рассмотреть лучшие из фильмов в отдельности, но на киноведение, кинокритику никто меня не подряжал — журнал, куда я пишу сейчас, далек от специфических проблем кино.

Если коротко, то по сценариям Алика снято множество игровых и документальных картин, некоторые он сам поставил как режиссер. Марьямов — лауреат Государственной премии.

Поскольку нас привыкли воспринимать вдвоем, успехи Алика в кино укрепляли и мою репутацию. Врачиха в писательской поликлинике подумала, что я — автор знаменитой картины Марьямова и режиссера Леши Габриловича «Футбол нашего детства». Мне бы сказать, как Хлестакову, что есть другой «Футбол нашего детства» — и это мой. Но я давно не освежал в памяти гоголевскую комедию «Ревизор» — и не стал разуверять (разочаровывать) докторшу, рискуя прослыть самозванцем.

Если отказаться от комической подоплеки (чего мы в нашем с Аликом общении никогда не делаем), надо бы сказать, что в ситуации, когда он пошел в гору, а я топтался на распутье, любая дружба может дать крен. Но мы дружили, работая сообща, дружим и сегодня, лет сорок ничего не затевая вдвоем. Как-то в тосте, произнесенном на дружеском застолье, Марьямов вспомнил, как некоторые сталкивали нас лбами. Может быть, и сталкивали, но мы-то не столкнулись.

Угощая меня недавно пловом, Алик признался, что пять лет он потратил, чтобы получался у него плов, а не каша. Я не удержался от замечания: «Прояви ты такое упорство в учебе, то за пять лет имел бы высшее образование». На самом же деле никакое (ни гуманитарное, ни техническое) образование ему не требовалось (как и мне не помогло).

Кино Марьямова не на пустом месте возникло. Он намного раньше, чем я, определился как человек, чье призвание — литература. Его при дебютах горячо одобрял Виктор Борисович Шкловский. Девятнадцатилетний Алик выступил со стихами в «Юности», самом популярном тогда журнале.

Прозу он пишет давно, и мне не очень понятно, почему он так тянул с выходом книги. Нечто похожее происходит у него со стихами. Я про серьезные стихи, а не про те, которые он талантливо сочиняет к дням рождения друзей и для капустников (прежде он записывал их на магнитофон, а теперь — на видео).

К моему семидесятилетию Марьямов сочинил тоже веселое стихотворение. И надо было видеть потрясение артиста Игоря Кваши, читавшего на концертах Пастернака, и протоиерея Михаила Ардова, прожившего годы и годы под одной крышей с Ахматовой, — оба потребовали немедленно записать им слова.

Сейчас Алик изображает для посторонних, что отошел от дел, теперешнее кино не увлекает. Но я же знаю, что в столе у него несколько сценариев, мюзикл и миллион сценарных заявок-замыслов — не сомневаюсь, что черед этих рукописей настанет. И — стихи. Он редко читает их даже близким (вроде меня) людям, а с публикацией, как всегда, не спешит. Но стихи существуют — они есть — вне зависимости от сроков публикации.

Когда я смотрю на Марьямова — раз в неделю мы при любых обстоятельствах видимся, — цифра (80) возраста перестает казаться мне внушительной. Из чисто спортивного интереса тоже бы хотелось дожить до таких же лет, что, наверное, непросто.

Но у меня — ориентир (и пример).

Александр НИЛИН

P.S. Пока статья готовилась к печати, у Александра Марьямова вышла книга его стихов «Настроение». Поздравляем!