Психологический практикум

Знаменитый рапирист и блестящий тренер Марк Мидлер оставил яркий след в истории советского спорта. Двукратный олимпийский чемпион, шестикратный чемпион мира в командных соревнованиях, он был бессменным капитаном сборной СССР по рапире на протяжении многих лет, ее сердцем и душой. Предлагаем вашему вниманию размышления Марка Мидлера о философии и педагогике фехтования, записанные его братом Александром Мидлером.

 

Дать в морду? Или воздержаться?

Это было в сентябре 2004 года. Руководство 234-й московской школы, где Марк учился, сразу после Олимпийских игр в Афинах пригласило брата провести со старшеклассниками своего рода «мастер-класс». В актовом зале школы собралось восемь десятков школьников. Я сопровождал Марка в качестве его спарринг-партнера для демонстрации фехтовальных приемов.

— Друзья мои, хочу представить вам бывшего ученика нашей школы, Марка Петровича Мидлера — двукратного олимпийского чемпиона по фехтованию, многократного чемпиона Советского Союза, России и мира, заслуженного тренера СССР и России. Давайте встретим Марка Петровича и его младшего брата, мастера спорта по рапире Александра Мидлера! — сказала завуч Елена Леонидовна.

Зрители нестройно захлопали.

Мы вышли и отсалютовали залу и друг другу. Марк опустил рапиру и повернулся к школьникам:

— Это фехтовальное приветствие. Его придумали испанские мушкетеры за двести лет до того, как 16 ноября 1613 года в Южной Франции, в Гаскони, в старинном замке, который сохранился до сих пор, родился Шарль де Бац Кастельмор, граф д’Артаньян. Как вы знаете, он существовал реально... Но я хотел бы поговорить о различии между мушкетерами тех времен и современным фехтовальным спортом, о том, что из целей фехтования исчезло то, что было самым главным для д’Артаньяна, — мотив защиты личной чести.

— Честь, с чем это есть? — улыбнулся сидевший ближе всех к нам вихрастый подросток.

Марк наклонился к нему:

— Привет. Как тебя зовут?

— Лукин я, Сережа. Сергей Лукин.

— Лук он, ботан он! — крик из зала, смех.

— Лукин, что ты сделаешь, — обратился к нему Марк, — если тебе сегодня при выходе из школы дадут по лицу?

Лукин открыл рот и... постучал пальцами по передним зубам.

— Закрой рот, Серый! — крик из задних рядов. — А теперь отвечай!

Марк в зал:

— Драться? Отступать? Кричать?

— Отвечу тем же! — кто-то из зала.

— Да, — согласился Серый, — врежу!

— А если их двое, трое или группа?

Из зала:

— Покинуть поле брани. Огородами и к Котовскому.

Марк:

— Бежать, струсить?

— А чего еще?

Из зала:

— Биться до последнего!

— Звать на помощь!

Марк:

— А если никто не услышит, или опоздает, или не захочет прийти... терять время, рисковать?..

Зал зашумел предложениями... Потом стал стихать. Ждали, что скажет гость.

Марк стал в стойку и сделал несколько фехтовальных шагов в зал.

Сидевшие на полу наблюдали. Сидевшие в креслах поднялись, чтобы лучше видеть.

Марк вернулся как ни в чем не бывало из стойки и продолжал:

— Вопрос стоит шире: как быть с обидами и оскорблениями, которые сыплются на нас каждый день? За дело и за так, оправданно и не очень. От чужих и своих, от родных и близких, мужчин и женщин, старых и малых, — Марк говорил все быстрей. — От подростков и пенсионеров, от учителей и учеников, от начальства и коллег, друзей и соперников, подруг и врагов, знакомых и незнакомых?..

Зрители молчали. На лицах многих я видел недоумение. Что действительно делать?

— Каждое утро, — размышлял брат, — я желаю себе, чтобы в течение дня и вечера мне не двинули по морде в прямом или переносном смысле. Не то чтобы чувствовал, что заслуживаю, просто всегда есть шанс быть униженным и оскорбленным... Ударом на удар? — задумчиво продолжал Марк. — Рискуешь здоровьем. Не отвечать — тоже рисковать здоровьем, так как будешь переживать, что не подрался.

Головы поворачивались за Марком.

— Так что же нам делать с личным достоинством? — обратился брат к аудитории, на этот раз словно лектор (что могло показаться совсем нелепым с маской в левой руке и боевой перчаткой на правой). — У вас есть какие-нибудь идеи?

Зал молчал. О ближайшее окно яростно билась муха.

— Может, подскажет мировая история и история России? Самое удивительное, — Марк ходил по залу вдоль сидящих ребят; перебежали с последних рядов кресел и уселись на полу, — что личного достоинства, то есть того в нас, что можно обидеть и даже оскорбить, унизить, долго не было вообще. Кажется, и сейчас личное достоинство, как и честь, не у всех прощупывается. А есть люди, для которых отсутствие чести вообще не проблема. Пустой звук. Дадут по лицу, тогда и будем думать. А так, чего зря волноваться? Может, и не дадут!..

Марк неторопливо подошел к окну и, аккуратно положив рапиру на подоконник, выпустил муху в теплый от солнца сентябрьский школьный двор.

— В принципе вам может повезти, и вы будете жить во время, когда вашу честь унизить никто не сможет. Разве только иностранцы... Поясню. Великий римский оратор Марк Туллий Цицерон и полководец консул Антоний более двух тысяч лет назад публично оскорбили друг друга. Ни тот, ни другой не дрались — унижение было словесным. Цицерон обратился к слушателям, к римским сенаторам, и сказал: «До каких же пор мы будем терпеть Антония?! Вчера этот человек в абсолютно голом виде бегал по улицам Рима. Смущал порядочных женщин!» Сказал и сел.

Мне со стороны показалось немного странным, что слушателям Марка — не всем ребятам знакомы имена и далекая ситуация — это выступление не навеяло скуку. Зал внимательно слушал, вероятно, пытаясь понять, что от них хочет гость.

Марк продолжал:

— Антоний поднялся и в ответ: «Всё вранье, а если ты, Цицерон, как я вижу, надеваешь непомерно длинную тогу, так это не потому, что это модно, а потому, что у тебя безобразные, волосатые и кривые ноги». И сел. А что было дальше? Ну, кто скажет?

— Драка! — кто-то с пола.

Сережа:

— Цицерон врезал Антонию!

— Да нет же! Дальше случилось нечто удивительное. А именно: ничего не случилось. Ни консул Антоний, ни сенатор Цицерон — никто из римлян никому из римлян ни словесно, ни кулаками, ни оружием не врезал в защиту собственного достоинства! Вот если бы Цицерона оскорбил, скажем, гражданин Спарты, то, как гражданин Рима, Цицерон немедленно вызвал бы оскорбителя на поединок. Но «свой своего» оскорбить не мог — это не почиталось в Древней Греции и Риме оскорблением. Достоинство в те времена было преимущественно достоинством полиса, города, государства, республики, чьим гражданином ты был... Прошло несколько столетий. Примерно в V веке нашей эры наступило время, когда люди почувствовали, что кроме чести родины нужно заботиться о личном достоинстве. Честь стала требовать защиты не только от иностранца, но и от своего соотечественника... Появился обычай дуэли. Но какой? Полагалось вызывать обидчика или того, кто тебя оскорбил, на поединок и убивать его перед лицом судей. Этот поединок отличался от современного тем... Кто скажет?

— Тем, что чаще всего победа в суде посвящалась прекрасной девушке, — прогудел из заднего ряда бас.

«Сзади сидит преподаватель?» — подумал я.

— Не прекрасной девушке посвящалось, Петр Фомич, а прекрасной даме, — раздался из средних рядов восторженный девичий писк.

В зале оживились, задвигались.

— А главное для нашей проблемы: считалось, что победитель потому победил, что честен, — продолжал Марк. — А кто погиб, того Господь — поэтому суд и назывался Божий Суд — и назначил быть убитым как бесчестного. Как человека, не имеющего чести. Тяжесть полученных и нанесенных тобой противнику ран и увечий определяла меру твоего личного достоинства и степень твоей честности и бесчестности. Соответственно сами поединки стали называться поединками чести... И вот мы приближаемся к нашим столетиям. Со временем людей, чувствительных к вопросам чести, становилось всё больше. С ХV по ХХ век не десятки рыцарей, как бывало в Средние века, а тысячи и тысячи дворян сознательно искали поводы для поединков. Появились профессиональные соискатели и поборники личного достоинства. Самый известный из них — наш соотечественник Михаил Лунин — подходил к незнакомому человеку и говорил примерно так: «Милостивый государь! Вы сказали то-то и то-то». — «Милостивый государь, я вам ничего не говорил». — «Как? Вы утверждаете, что я солгал?» Дуэль готова.

Марк вновь подошел к окну и растворил его шире. В зал проник городской шум. Несколько человек обернулись. На их лицах отразились досада, раздражение, как бы защитная реакция от шума.

Это, видимо, устроило брата. Он улыбался.

— Лучшим фехтовальщиком в мире можно стать и не зная всего, что я рассказал. И, вероятно, вы ждали, чтобы я продемонстрировал, каким ударом д’Артаньян убивал людей, и научил вас этому приему. Но, — Марк снова вернулся на сцену и, продолжая говорить, сделал выпад в мою сторону, — я хочу показать вам истоки фехтования и его духовную подоплеку, чтобы вы, вооружившись рапирой, шпагой или саблей, пусть даже спортивной, поняли, что, может быть даже бессознательно, включились в одну из многовековых проблем...

Теперь Марк повернулся лицом к залу и, сделав прыжок и выпад, оказался почти вплотную к Лукину.

— Сколько стоит врезать тебе по морде?

— Наедине? — деловито заинтересовался Серый.

— При всех! — твердо сказал фехтовальщик и поднялся с выпада. Теперь брат стоял в шаге от Серого.

— Нисколько! — у Лукина покраснела шея.

— Врежешь? — отступил Марк. — Значит, выход все-таки бой?.. Но красивый. Типа того, что мы видим в кино. Однако такое элегантное показательное отстаивание своей чести, личного своего достоинства реально главным образом для людей здоровых, не очень пожилых и для лиц, специально подготовленных. Притом, если ты боксер, каратист или какой бы то ни было другой профессионал поединка, твои возможности суд квалифицирует как применение холодного оружия. В конце концов, надо суметь треснуть обидчика умеренно, нежно и обходительно, так, чтобы тебе в суде не инкриминировали превышение мер самообороны и не впаяли бы приличный срок. С другой стороны, если ты его не уложишь, он может уложить тебя... Нет, в открытую мордобой нам не подходит. А что подходит? Каким образом не уронить себя до ничтожества, не превратиться в подследственного, в хама, в жертву? И как сберечь свою честь от публичного обсуждения на суде, что, по-моему, несовместимо с личным достоинством? Сегодня за честь и достоинство судятся каждый день. Выкупают и то, и другое. Хорошо, когда заплатят. А то и вовсе бесплатно оскорбляют. А иногда даже оскорбят и с тебя же деньги возьмут.

Что изменилось по сравнению с тем прошлым, о котором я вам рассказал? Расхожей стала формула, по которой оскорбленный говорит тому, кто его унизил: «Вообще-то такое оскорбление смывается кровью, но я готов взять деньгами».

Раздались неуверенные смешки, и зал притих.

С минуту Марк не нарушал молчания. Затем повернулся ко мне:

— Восемь защит!

Мы приняли фехтовальные стойки, и брат в замедленном темпе провел восемь атак подряд простым выпадом, я показал восемь защит, принятых в классическом фехтовании.

Обернувшись к залу, Марк сказал:

— Ни одна из защит не гарантирует от укола. От этого не спасает и комбинация защит, — и брат провел несколько небыстрых (чтоб зрители успели рассмотреть) атак, каждая из которых заканчивалась уколом, как я ни пытался обороняться. — И ни одна из атак не гарантирует укола.

Марк кивнул мне, и я провел комбинацию из четырех атак. Брат не сделал ни шагу назад, я завяз в его защитах и получил в грудь молниеносный рипост...

— Невооруженный фехтовальщик почти так же опасен, как вооруженный, поскольку этот вид спорта развивает чувство боя, силу, неутомимость, гибкость, реакцию и интеллект и делает клинок в руке фехтовальщика реактивным снарядом, который с взрывным убыстрением летит к цели. И получается, что фехтование — это профилактика угроз, с которыми вы сталкиваетесь. Поэтому рекомендую, — продолжал Марк, — во-первых, быть искусно подготовленным к поединку, ведь не случайно фехтование по традиции называют искусством. Во-вторых, не вступать в бой без того, чтобы использовать и другие, кроме металла, способы защитить достоинство и честь. Первый вариант. Александр Васильевич Суворов приехал в отпуск к своей семье в Полтаву. Здесь он поссорился с генералом Нащокиным, который был известен своей вспыльчивостью. После взаимных оскорблений Нащокин дал генералиссимусу по лицу... Суворов вызывать наглого генерала на поединок не стал. Прошло несколько месяцев, и тот же Нащокин вновь влепил Александру Васильевичу пощечину. Тем не менее Суворов не только не прислал к наглецу секундантов, но при дальнейших встречах с Нащокиным каждый раз бежал от него и кричал: «А ну его к черту, он дерется!»

Марк обвел взглядом зал и остановился опять на Лукине.

— Это рекомендация номер один. Она предназначена для человека, который не побоится при защите личного достоинства показаться трусом. Или шутом.

Сергей:

— А я чего-то не врубаюсь, Марк Петрович. Почему Суворов не стал защищаться?

— Потому что он был абсолютно смелым! — подсказал бас из последнего ряда.

— Правильно, Петр Фомич! — сказал Марк. — Суворов был необыкновенно смел. Получил семь ранений, так как при отступлении своей армии под угрозой превосходящих сил противника шел один в контратаку со шпагой в руке, и солдаты поворачивали и бежали за ним на врага. После того как он, вооруженный шпагой, бросился впереди своих полков на штурм неприступной турецкой крепости Туртукай (и они сумели завоевать ее), Суворов был приговорен военным судом к смертной казни. За то, что пошел сам и повел других на штурм без согласования с начальством. Александра Васильевича спасла императрица Екатерина Великая. Она сказала: «Победителей не судят» — и отменила смертный приговор.

Таким образом, способ номер один: будьте, как Суворов. Имейте репутацию смельчака, и вы можете спокойно подставляться под пощечины. Или бегать от обидчика. Вам не понадобится, чтобы защитить свою честь, ни рапира, ни шпага. При любом вашем решении — драться или нет — многие вас примут за чудака, но мало кто посмеет считать вас человеком без личного достоинства... Эта модель поведения годится для героя, который не только необыкновенно храбр, но и независим от мнения окружающих. Словно он святой. Суворова, между прочим, и предлагали причислить к лику святых.

Второй вариант защиты личного достоинства — опустить противника словесно, но без бегства и без рукоприкладства, лучше всего поставить оскорбителя в беспомощно позорное положение. Однажды на параде у юного тогда Ермолова, который был еще только командиром батареи, сбилась с шагу лошадь. Командовавший парадом граф Аракчеев через весь плац перед всем строем высокомерно и громко заявил Ермолову: «С лошадьми обращаться не умеете!» На это Ермолов: «Такая наша судьба, ваше сиятельство, вечно терпеть от скотов». Строй задохнулся от хохота. Лицо Аракчеева покрылось пятнами, он стремительно повернулся и почти бегом покинул площадь. Ну и, конечно, граф посылал потом Ермолова в самые кровопролитные военные кампании. Но Ермолов и сам стремился к опасности. А что касается его чести, она была абсолютно спасена, и он предстал перед окружающими как безупречный победитель. Ермоловский метод защиты личного достоинства существует. Это остроумно замаскированная словесная контратака, которая ставит противную сторону в беспомощное и беззащитное положение.

Марк выждал с минуту, пока в зале не стал стихать обмен мнениями.

— Третий вариант, продолжал Марк, — пропустить унижение, как если бы его не было, проигнорировать. «Собака лает, ветер носит». Метод безмолвного ухода от оскорбления иногда хорош. Его недостаток в том, что наша реакция легко принимается за нашу тупость, а чаще за трусость...

Четвертый вариант — защита личного достоинства путем аргументированного отказа от защиты чести. Беря за основу прагматическую жизненную философию, человек полагает, что лучше жить настоящим трусом, не играть, как притворялся Суворов, а реально быть трусом, у которого нет никакой чести, нежели тем, кто обладает высоким личным достоинством, но мертв. Помните, как Фальстаф, как один из героев Шекспира, говорит: «У меня нет охоты отдавать жизнь раньше времени... Что такое честь? Слово. Что заключено в этом слове? Воздух. Кто обладает честью? Тот, кто умер. А он чувствует ее? Нет. Слышит ее? Нет. Значит, честь неощутима? Для мертвого — неощутима. Но, быть может, она будет жить среди живых? Нет. Вот почему честь мне не нужна. Она не более как щит с гербом, который несут за гробом». Таким образом, вы защищаете свое личное достоинство тем, что — с честью или без — остаетесь живы. И со спокойной душой радуетесь жизни. Тебе дали в лицо, а ты обтерся и пошел на дискотеку.

С дальнего края третьего ряда раздался чей-то протестующий тенор. Текст невнятный. Ясно было только, что говоривший не согласен...

Брат подождал.

— Дополнительные варианты спасения личного достоинства. Самые неожиданные. Первый: ты спасаешь честь того... кто тебя оскорбил. Таким образом ты избавляешься от угрозы твоему достоинству. Поясню. Однажды некий житель древних Афин счел, что его унизил и оскорбил Сократ. Оскорбленный, уязвленный афинянин в ярости заявил философу: «Пусть я умру, если не отомщу тебе». Сократ ответил: «Пусть я умру, если из тебя не сделаю друга». Сделать из врага, нанесшего тебе оскорбление, настоящего друга, — по-моему, это высший пилотаж. Это самый мудрый способ восстановления личного достоинства.

Наконец, последний вариант психологического фехтования в защиту собственной чести. Представьте себя в роли какого-нибудь знаменитого спортсмена, которого на соревнованиях несправедливо засудили. Ведь есть такое понятие, как спортивная честь. Взяли и попрали его спортивную честь.

Смысл метода самозащиты состоит в том, что, когда человека «опускают», он каким-то образом встает духовно в полный рост так, что ему практически невозможно помешать. Встает в полный рост и... не идет по головам обидчиков и оскорбителей. Дает им реальный урок благородства.

Как это можно сделать без клинка в руке? Поясню на примере. На Олимпиаде 2004 года в Афинах многократному олимпийскому чемпиону по спортивной гимнастике Алексею Немову абсолютно откровенно, по сути, убийственно, по словам специалистов, занизили оценку за выступление. Это вызвало несогласие многих российских и зарубежных экспертов, наблюдавших турнир по телевидению, и, конечно, крайнее негодование всего зрительного зала. Через двадцать минут судьи повысили оценку. Но это не спасло ситуацию. Немов не завоевал заслуженную золотую медаль, хотя безукоризненно выполнил самую сложную программу. С явным ущербом для своей профессиональной чести бесспорный фаворит турнира, Алексей не попал даже в число призеров Олимпиады. Начался скандал — зрители неистовствовали. К гимнастическому снаряду подошел следующий участник — из США, но люди на трибунах продолжали вопить и требовать смены судей... Немов, пораженный, я бы даже сказал, потрясенный реакцией зрителей, вышел, поблагодарил их за поддержку и ушел. Зал продолжал бушевать. Немов вышел к публике вновь. Он прижал палец к губам — дал понять, что нужно вести себя тише. Вот и всё. Больше он ничего не сделал. Спортсмен сохранил и, как я покажу дальше, приумножил личное достоинство, не поддавшись соблазну натравить людскую массу на судей.

Честь не часто бывает рентабельной. Но случается. Немов стал первым россиянином, который получил высшую награду «За честную игру», главный приз «Фэйр Плей». На эту награду претендовали сорок выдающихся спортсменов из двадцати шести стран мира. Присудив россиянину, международное сообщество возвысило честь Алексея. Оно признало, что Немов поступил этически безупречно. Вывод: благородство поступка — один из самых надежных способов защитить личное достоинство.

Александр МИДЛЕР