Печать
Просмотров: 739

Уважаемый Евгений Григорьевич!

На одной из старых фотографий мужской сборной СССР по волейболу образца 1949 г., рядом со старшим тренером сборной стоит маленький мальчик. Старшие товарищи подсказали, что это сын тренера сборной, то есть вы, Евгений Григорьевич. Знаю, вы не раз бывали на тренировках той великой команды, но почему-то никогда ничего не писали о своем отце заслуженном тренере СССР и России Григории Берлянде. Понимаю, что писать о близком человеке всегда трудно. И все же надеюсь прочитать ваш материал о человеке так много сделавшем для советского волейбола.

Ю. АРХАНГЕЛЬСКИЙ, ветеран волейбола

 2017 10 bogat

 

Спасибо, Юра, за добрую память! Давно собирался написать о своем отце Григории Ефимовиче Берлянде — волейбольном тренере армейцев Москвы, первым сумевшем привести свою команду к победе в чемпионате СССР. Первом старшем тренере сборной СССР, который завоевал вместе со своей командой титул чемпионов мира. И это в 32 года! Тогда, в 1949-м, наши волейболисты первыми из представителей игровых видов спорта завоевали мировую корону.

Первые мои воспоминания в жизни окрашены в цвета этой победы. Закрываю глаза и вижу себя на летном поле аэродрома «Внуково» среди встречающих наших первых чемпионов мира. Я крепко-крепко держу за руку маму, и мы, родные и близкие игроков и тренеров сборной СССР, ждем приземления самолета из Праги. И мама почему-то шепотом объясняет мне, как надо себя вести в присутствии чужих людей.

Под звуки военного оркестра волейболисты спускаются по трапу на землю… Поцелуи, объятия, речи… Я стою рядом с волейбольными богами (как позже их назовет спортивный публицист Аркадий Галинский) и горжусь, что мой отец — среди них.

Я много раз бывал на тренировках у отца — в ЦДКА, сборной СССР, а позже — сборной России (с этой командой он работал в период подготовки к Спартакиадам народов СССР и во время этих престижных соревнований, уже будучи начальником управления Спорткомитета РСФСР.) Прекрасно помню, какое неизгладимое впечатление произвели на меня два супер-бомбардира российской сборной тех времен, удары которых наводили ужас на соперников. Это Нил Фасахов и Борис Ельцин, тот самый, будущий первый Президент России. Первый владел всеми ударами и потому его атакующие действия были непредсказуемы для соперников. У второго был уже диапазон действий в атаке, но он обладал ударом страшной силы.

Впрочем, я, кажется, отклонился от темы, которую сам себе задал. Писать об отце, основываясь только на своих детских воспоминаниях, мне казалось не совсем правильно. Ибо мой взгляд, — понятно, субъективный. Впрочем, в этом и слабость, и сила. Чтобы там не писали мои коллеги о беспристрастности спортивных журналистов, это не более чем легенда. Все, кто посвятил себя этой профессии, ярые болельщики. Да, и вообще написать что-то стоящее можно только тогда, когда ты сопереживаешь своему герою, пытаясь его понять, стараешься влезть в его шкуру. А, стало быть, кто как не я должен написать об отце. Пытаясь разгадать, в чем была сила тренера Григория Берлянда, я в разное время беседовал с легендарными первопроходцами советского волейбола — Владимиром Щагиным, Константином Ревой, Евгением Алексеевым, с теми, с кем отец начинал играть в волейбол в довоенные годы. Я допытывался у них, как из классного пасующего отец быстро превратился в спортивного наставника. Еще до войны, будучи начинающим тренером, которому было немногим за 20 лет, он выиграл два титула чемпиона СССР с мужской и женской командами московского «Спартака». Непостижимым для меня было и то, как молодому человеку удавалось управлять игроками — людьми с большим авторитетом в волейболе, чем был тогда у него, иные из которых были и постарше возрастом. Ветераны волейбола говорили, что отец выделялся аналитическим умом. Он здорово читал игру, находил уязвимые места в защите соперников, предлагал нестандартные ходы в атаке своих подопечных.

Недавно услышал от блестящего актера и режиссера Олега Табакова такое признание: «Актер — хитрое животное. Он ищет вожака». В спорте — то же самое. Поняв, что на тренерском мостике Григорий Берлянд может для победы команды сделать больше, чем игрок, корифеи волейбола признали в нем тренера.

Если бы в спорте существовало бюро патентов, то игроки той великой плеяды, составлявшей костяк первой сборной страны по волейболу, могли бы претендовать на первенство и по числу «изобретений», сделавших волейбол игрой динамичной, комбинационной, скоростной. В те годы (и вплоть до наших дней) большинство команд играли в три касания. При этом защищавшиеся точно знали, кто из нападающих будет производить удар (в любой команде эта миссия доверялась сильнейшему нападающему, находившемуся на первой линии). И вот Рева, Щагин, Алексеев вопреки установленным канонам стали производить удары с первой передачи, и к такой игре их соперники долго не могли приноровиться. Они же первыми стали применять двойной блок. Как рассказывали мне ветераны, эти идеи пришли в голову отцу, и после долгих дискуссий было решено попробовать их реализовать. Успех превзошел все ожидания.

Когда Григорий Берлянд тренировал ЦДКА, он предложил Владимиру Саввину выходить из зоны 5 на передачу. А в сборной СССР образца 1949 года ввел такое нововведение: при атаке своей команды игрок зоны 6 располагался на лицевой линии, подстраховывая нападающих. Но главное, что привнесли волейболисты ЦДКА в наш волейбол это игра по принципу «шесть в нападении и шесть в защите».

Помог раскрыть мне тренерское кредо отца и Аркадий Романович Галинский. В прошлом волейболист киевского «Спартака», боевой офицер, прошедший Великую Отечественную войну от звонка до звонка, был в годы застоя отлучен от спортивной журналистики за нелицеприятные статьи о нравах советского спорта. И только в начале 90-х годов прошлого века вернулся к главному делу своей жизни. Запись нашей беседы с ним, бывшим обозревателем «Советского спорта» и журнала «Физкультура и спорт», происходила в начале лета 1995 года во время съемок телепередачи «Золотой век волейбола». Недавно, разбирая свои архивы, я обнаружил дома кассету с записью того интервью и несколько раз переслушал ее.

«Григорий Ефимович Берлянд — тренер-творец, тренер-художник, отличавшийся тонким пониманием игры и прекрасным селекционным даром, — говорил Галинский. — Он создал команду-звезду из блестящих игроков. В те годы у нас было столько классных волейболистов — на три-четыре сборных команды! Почти равноценных. И нужно было сделать правильный выбор, чтобы волейболисты дополняли друг друга и не тянули одеяло на себя. Как мне рассказывал Григорий Ефимович, он подбирал игроков не только по их спортивному дарованию, по классу и пониманию игры, но и во многом по личностным качествам. Возьмем, например, выборы капитана. По идее капитанскую повязку в сборной должен был носить кто-то из корифеев — Рева, Щагин или Ульянов. Но выбор вашего отца оказался парадоксальным и пал на Саввина, который оказался самым командным игроком… Вроде бы учить играть в волейбол таких мастеров, как Воронин, Ульянов, Нефедов, Рева, Савин, было нечему. Но надо было подвести их к главным матчам в боевой форме и расставить на площадке. Многие из них подрабатывали тренерами. Так вот, быть тренером тренеров, каждый из которых игрок мирового класса, — это задача не из легких. В свое время мужская волейбольная сборная СССР была эталоном для наших команд по всем игровым видам спорта. Свою руку к рождению этой великой команды приложил, бесспорно, Григорий Ефимович Берлянд, тонкий тренер-психолог и врожденный кадровый художник».

«Кадровый художник». Сильно сказано. Но факт налицо: команду отец собирал, руководствуясь исключительно интересами дела. И когда настал момент объявлять состав для поездки в Прагу на чемпионат мира, отцепил от команды своего лучшего друга Дмитрия Федорова — блестящего мастера атаки, настоящего спортивного уникума. Формально причиной была небольшая травма. Но главное, что он, в отличие от большинства нападающих, разбегаясь для прыжка, отталкивался с одной ноги. Как только соперники освоили тройной блок, эффективность ударов Федорова стала падать. Вот и пришлось старшему тренеру сборной оставить дома одного из самых авторитетных игроков советского волейбола… Отец, конечно, объяснился с Федоровым, и будущий профессор, доктор технических наук всё понял. На их отношениях это не сказалось. Друзьями они оставались всю оставшуюся жизнь.

Как-то, проезжая на машине вместе с отцом мимо серого здания на площади Дзержинского, откуда в послевоенные годы правили бал руководители Министерства госбезопасности, а потом и КГБ, услышал от него признание, как он побывал перед отъездом на чемпионат мира 1949 года, в этом хмуром, как мне показалось в тот пасмурный день, доме, куда заходило людей больше, чем выходило… Отец вышел, потому что дал расписку, что привезет из злата Праги золотые медали.

Эту кинохронику с первого чемпионата мира по волейболу среди мужских команд я смотрел много-много раз… Сентябрь 1949 года. Зимний стадион, оборудованный к финальному матчу хозяев с волейболистами сборной СССР дополнительными трибунами, забит до отказа. Огромная по тем временам аудитория (20 тысяч человек) ждет от сборной Чехословакии — чемпионов Европы 1948 года (в этих соревнованиях наша сборная не участвовала) — только победы.

При нескончаемой поддержке трибун чехословацкие волейболисты пытаются овладеть инициативой, но тщетно. С Ревой и его товарищами по советской сборной не может справиться тройной блок наших соперников. Первую партию мы выигрываем со счетом 15:7, вторую — 15:11. И только в третьей усилиями лидеров нападения хозяев — почти двухметрового Тесаржа и другого «гулливера» Шварцкопфа — хозяева под нескончаемое скандирование «до-то-го!» вырывают победу.

В четвертой партии идет равная игра. Но когда наши, поверив в победу, в концовке партии выходят вперед, хозяева догоняют сборную СССР. Вот тут-то падает без чувств старший тренер советской команды Григорий Берлянд. Остановка игры, врач делает ему укол, и отец снова руководит игрой. И наши «на зубах» спасают партию, а с ней и матч. Всё, мы — чемпионы мира!..

Это потом, многие годы спустя, Вячеслав Платонов, старший тренер сборной СССР конца 70-х — начала 80-х, признается, что все эти восемь с лишним лет, пока стоял у руля главной команды страны, сидел словно на электрическом стуле. А тогда, в 1949-м, для тренера сборной всё было впервой… Когда спустя 10 лет при очередном медобследовании у отца обнаружили рубец на сердце от микроинфаркта, он пытался убедить врача, что тот ошибся. Но доктор посоветовал своему пациенту покопаться в памяти. Тогда отец и вспомнил о сердечном приступе в финале чемпионата мира…

Еще один драматический эпизод в тренерской биографии отца случился спустя несколько месяцев после победы на чемпионате мира. Перед матчем с извечными соперниками армейцев динамовцами в раздевалку команды ЦСКА зашел генерал авиации Василий Иосифович Сталин и в приказном тоне дал такую установку: в первой партии мы должны удивить соперников, выпустив на площадку дублеров, а уж потом отправить в бой гвардию… Поскольку главный болельщик армейцев был подшофе, отец попросил того покинуть раздевалку, сказав генералу пару ласковых слов. На такой поступок не осмеливался ни до того, ни после ни один армейский тренер. Но у отца с Васькой, как он называл сына вождя, были давние приятельские отношения. В детстве они были в одном пионерском отряде (до войны пионерские отряды были по месту жительства, и поскольку они проживали в одном микрорайоне, то и были хорошо знакомы). Вот он и рубанул правду-матку. Наказание не заставило себя долго ждать. На следующий день Василий Иосифович позвонил председателю Комитета по физической культуре и спорту генералу Апполонову и попросил убрать из уже подписанного и обнародованного приказа о присвоении старшему тренеру сборной звания заслуженного мастера спорта (звание заслуженного тренера СССР было введено 7 лет спустя). И министр спорта подчинился, вымарав из приказа фамилию отца.

А лет тринадцать спустя в дверь нашей квартиры на Новослободской улице позвонил усталый человек, с виду мастеровой, в тужурке и армейских сапогах, и попросил меня, открывшего дверь, позвать Григория Ефимовича. Услышав голос незнакомца, отец вышел в прихожую и изменился в лице. Но тут же взял себя в руки и… отправил меня в кино. А когда я вернулся, отец сказал, что приходил Васька, то есть Василий Сталин, — приходил прощение просить.

Когда началась эпоха гласности, я предложил отцу записать его воспоминания о Василии Сталине, но отец сказал, что их всё равно не напечатают. Ибо было время разоблачений, а память у всех бывших армейцев, тех, кто общался о Василием Иосифовичем, хранит в основном всё доброе и светлое. И добавил: Сталин-младший сделал для советского спорта, и для армейского в частности, столько хорошего, что заслуживает только добрых слов… Стало быть, отец забыл об обиде, нанесенной ему приятелем Васькой.

А незадолго до распада Советского Союза справедливость была восстановлена: отцу было присвоено звание заслуженного тренера СССР.

Евгений БОГАТЫРЕВ