Стадион ГТО

Не в тягость, а в радость, или Кое-что о попутной тренировке

Укрытая травой тропинка бежит мимо озера, мимо опушки леса к реке. На машине сюда не забраться, только ногами или, как я сейчас, на велосипеде. Трава высокая, густая, травинки жесткие, бьются о спицы, теряя капли росы. Всё же к августу природа устает от длинного дня, жаркого солнца. Но туман густой, не то что в июне: висит целыми облаками над опушкой, над ветками деревьев. Утро раннее, а птицы уже не спят: летают, но не галдят, завтрак собирают. Хотя летом это нетрудно — еды вдоволь.

Эту тропу я знаю с детства — сколько раз ходил по ней к реке! Она выводит к тихой излучине, к высокому песчаному берегу. В первое же утро после службы в армии, прихватив в спутники младшего братишку, первым делом побежал сюда — посидеть на бережку, насмотреться на бесконечные водовороты, солнечные блики, надышаться настоем мать-и-мачехи и мяты, липового и дубового листа. В мои детские годы эта тропинка привлекала многих: рыбаков, грибников, просто любителей тишины и, надеюсь, движения. А теперь вот зарастает потихоньку. Хотя кое-кто еще ходит по ней, не все пересели на автомобили. Сколько же еще должно пройти времени, прежде чем мы поймем эту простую истину о необходимости постоянного движения! Десять лет, двадцать или больше?

Помню, как в самом начале 70-х мне доставляло удовольствие подъезжать на поезде к Москве рано утром в выходной день (мы тогда «служили» с отцом, военным вертолетчиком, в Московском округе и два раза в год непременно бывали проездом в столице). Особенно мне нравился день возвращения из отпуска в самом конце августа. Поезд, подходя к Москве, шел тихо, на малом ходу, окна в вагоне большие, удавалось всё рассмотреть как следует. Нравились окруженные огромными елями перроны, запах хвои, долетавший через открытые форточки вагона, и стоящие в ожидании электрички люди. В походной одежде, в штормовках, с рюкзаками и корзинами, с какими-то вдохновенными умиротворенными лицами, люди переговаривались друг с другом, улыбались в предвкушении лесного похода. Сам я тогда очень любил побродить по лесу, знал, что это такое и как-то тихо, про себя радовался такому количеству людей, не боящихся движения.

Перрон оставался позади и вновь за окном мелькали речушки, какие-то домики и казавшиеся уютными подмосковные леса. Потом, спустя два десятка лет, эта традиция сама собой исчезла из жизни, уступив место погоне за денежным счастьем. Вот и тропинка, по которой я качу сейчас на велосипеде, так же исчезает, зарастает.

Но движение обязательно должно взять верх. Иначе и выжить будет трудно! Поняли же это люди в Европе, в Америке, Австралии. Там в городах и поселках люди не забывают двигаться: сотни их обязательно бегут, идут, гребут, крутят велосипед и, что очень важно, занимаются этим, так сказать, попутно. На работу — на велосипеде, с работы — на велосипеде или пешком. Перед физической работой — короткая простая гимнастика (сколько раз это замечал!).

О самом большом своем впечатлении от первого путешествия по Европе я почему-то никогда особо не рассказывал — стеснялся, считая, что многие посчитают этот момент несерьезным. Что меня поразили количество и протяженность беговых и велосипедных дорожек во Франции и Германии — это само собой. Видимо, правительство тех стран давно поняло, что нужно создавать условия для занятий.

Но не об этом речь. Во Франции, где-то на подъезде к Реймсу, повстречался мне велосипедист. Дело было в воскресное утро, и на бежавшей по холмам дороге передвигалось невероятно много велосипедистов и ходоков. Дорога та считалась не основной, поэтому машины встречались редко. Кто-то, привезя велосипед на машине, переодевался и садился в велосипедное седло, кто-то совершал какой-то тренировочный круг, выезжая из дома.

Как бы там ни было, мне то и дело приходилось отвечать на приветствия физкультурников. Вначале я даже попытался посчитать количество встретившихся мне людей на одном километре, затем, сбившись, бросил эту затею и ехал, просто рассматривая бегунов, ходоков и велосипедистов.

Вот тут-то и появился тот дядек, о котором я хочу рассказать. Он выскочил откуда-то сбоку с неширокой (видимо, местного значения) заасфальтированной тропинки и, плавно войдя в поворот, начал подъем, чуть прижавшись к рулю и привстав на педалях. Может быть, я и не обратил бы на него внимания, если бы не его внешний вид. Длинные, доходящие чуть ли не до самых лопаток седые волосы, прихваченные узкой повязкой, развевались на ветру, перевязанную ленточкой бороду прижимало куда-то к уху. Майка неплотно облегала сухопарую, довольно крепкую фигуру, короткие шорты позволяли видеть налитые бедра и икры велосипедиста.

Взгляд выхватил его мельком, но сразу, одним махом. Я понимал, что дядьке этому никак не меньше шестидесяти пяти, но язык даже не повернулся бы обозвать его «дедом»: глаза сверкали таким задором, а движения казались такими легкими, что я невольно затормозил и, живо развернувшись, припустил за ним.

Догнал не сразу — длинный трехкилометровый подъем здорово «забил» мышцы и если бы француз не остановился, чтобы поправить повязку, вряд ли я вообще его достал. Я боялся, что он не захочет прервать тренировку и остановиться для беседы (многие занимаются по времени, фиксируют результаты, и не любят подобных перерывов), но он неожиданно легко согласился.

Мы поднялись на вершину подъема и, прокатившись для восстановления дыхания еще сотню метров, встали. Он вспотел — майка на спине была мокрая от пота, пот был и на лбу, и на шее, но выглядел он всё равно более свежим, чем я.

Он, этот человек, продолжал улыбаться какой-то открытой детской улыбкой, пока я пытался объяснить цель своей «погони». Оказалось, что ему на двенадцать лет больше, чем я предположил, и что весь его «секрет» прост: он никогда в жизни не изменял движению. Мальчишкой, еще в войну, часто, почти каждый день, ездил на велосипеде в деревню за продуктами. Втянулся — ему понравилось чувство легкости, которое давала целенаправленная физическая нагрузка (в детстве даже война, как он сказал, не помешала испытывать это чувство).

Жалко, я не спросил о его специальности, хотя тогда, во время разговора, было как-то не до этого. Вообще, таких людей, любящих движение, мне приходилось видеть немало, но именно от того француза я услышал интереснейшую фразу. «Приятно ощущать себя мальчишкой!» — именно так он ответил на мой вопрос о значении для него тренировок.

По его словам, для него никакого труда не составляет в любой момент вскочить в седло велосипеда, поработать на земельном участке, зашнуровать кроссовки для пробежки или выйти покарабкаться по склонам гор и холмов. Все эти действия ему не в тягость, а в радость, и любую возможность он использует для элементарного движения, рассматривая его как элемент попутной тренировки.

«Так тренируются дети, так я тренировался когда-то», — ответил он мне о специальном времени для тренировок. Когда работал — использовал время пути на работу и обратно, использовал какие-то свободные минуты; сейчас проблема нехватки свободного времени исчезла совсем.

Но он продолжает понемногу работать, поэтому по привычке продолжает тренироваться, так сказать, попутно. Цели тренировки просты — мальчишеская легкость и подвижность. «Должен оставаться задор от нагрузки всегда, каждую минуту». Именно поэтому он никогда не любил культуризм из-за необходимости «наедать» вес; по его словам, этот лишний вес ведет к потере того самого задора. А вот гимнастика — его непременный спутник. Пробовал многое, но осталось то, что полюбилось в детстве, — самые простые упражнения: приседания, наклоны вперед и в стороны, вращения тазом, а также вращения руками в плечевых суставах.

О количестве же повторений он сказал просто: «От ста и больше. Могу делать каждое упражнение и по двести, и по триста раз. Упражнения простые, нагрузка мягкая». (И то верно: не об этом ли твердил академик Амосов, предлагая свои «тысячу движений», не сторонником ли подобной гимнастики являлся В.С. Преображенский? Для этих упражнений не нужна какая-то особая подготовка — наклоны и вращения подвластны любому человеку, преодолевшему свою лень и умеющему считать до ста, умеющему радоваться жизни.) «Ну а силовые упражнения предпочитаю заменить естественными видами, которые заставляют мышцы работать усиленно, — плаванием, греблей. Мышцы нагружаются очень крепко, как при силовой тренировке, в то же время их закрепощения не происходит, легкость остается».

Мы попрощались, пожали друг другу руки и поехали каждый своей дорогой, а из головы у меня еще долго не выходила эта его фраза о мальчишестве. Сколько людей стараются выглядеть степенно и солидно, боясь лишний раз повернуться и наклониться.

И вот сейчас я качу по тропинке к речному берегу, то привставая на педалях, то наклоняясь вместе с велосипедом, входя в поворот. Вот тропа выкатила к опушке, вот побежала вдоль больших стволов. Птицы кричат что-то вслед, но ветер шумит в ушах — не до них. Раз — пригорок, раз — горка, хорошо! Как в детстве! Прав был тот француз: приятно ощущать себя мальчишкой! Разряд за такую езду я не получу, но норму ГТО сдам легко — я пробовал.

Вот и берег. Так. Поставить велосипед к дереву и вниз. Как здорово с этой кручи сигануть вниз — аж дух захватывает. Но песчаный склон принимает мягко. Еще прыжок — и я у воды. Какая она свежая, августовская вода! Плыву на противоположный берег. Течение сносит, приходится побороться. Но река не очень широкая, вот он — берег. Выхожу на влажный песок. Тело горит от нагрузки, играет, как и вода реки. Эх, как хочется пробежаться по самой кромке воды. Не для разряда, не для калорий — просто так. Потому что настроение хорошее, потому что тело просит. Как в детстве.

Бегу по самой кромке. Брызги в стороны разлетаются, а пляж длинный, теряется там, за поворотом. Так, ну что — назад. Отсюда проще зайти — берег пологий, песок в воде сыпучий и легкий. Раз — толчок, второй, всё, опять плыву.

Береговые ласточки летают над водой, ныряют в песчаные гнезда. А запах! Мятой пахнет, мать-и-мачехой, песком влажным — красота! Лето ведь!

Так, как подняться? Липа стоит на самом берегу, длинные гибкие корни свисают вниз. Подпрыгнуть, ухватиться покрепче, подтянуться — раз, раз, упереться ногами в стену берега.

Еще несколько усилий, и я наверху. Бросаю взгляд на реку, на туман, вновь сажусь в седло велосипеда и ходу. Еще полчаса — и буду дома. Работа ждет. Ремонт затеяли — плитку класть, песок таскать. Песка много — сто ведер или двести. Но и эта работа не в тягость, пусть мышцы поработают, они сейчас на взводе после утренней поездки. А по окончании я гимнастику сделаю, ту самую, простую. Чтобы проснуться завтра не дряхлым стариком, а тем же мальчишкой, который ждет рассвет, хочет во что бы то ни стало и сегодня подышать речным воздухом и устать к вечеру не от проблем, а от движения. Порадоваться еще жаркому солнышку,

Вот она — попутная тренировка. Всего понемножку и словно «между прочим» — и силовых, и прыжковых упражнений, и плавания с велосипедом и простой элементарной радости. Все-таки прав был тот француз: приятно чувствовать себя мальчишкой, не потерявшим радости от движения.

Владимир КОЧЕТКОВ