Имя в истории

В седле и без седла

«Строгость прежде всего»

2015 12 buhanЛена Петушкова невысока, плотна фигурой, ей идет улыбка, но улыбается она редко. Разговаривая с ней, я всегда испытывал острое желание вложить ей в руку хлыст. Мне кажется, она отлично смогла бы дрессировать хищников.

Лена не сентиментальна. Пусть не введут в заблуждение читателя слезы, пролитые ею на первой странице. Это для нее нетипично. Просто тогда она была в кризисном состоянии. Между началом и концом этого очерка легло почти полгода, и я видел Лену разной, но преобладающим неизменно оставалось ощущение ее внутренней силы. Жестковатой, целенаправленной силы.

 

«Сквозь мягкие манеры просвечивала та особая жесткость, какую прививает господство над существом, покорным лишь наполовину, например езда на кровных лошадях...» — Гюстав Флобер. Я разыскал это место после того, как Лена, рассказывая мне о взаимоотношениях с Пеплом, а потом о своем режиме, дважды повторила: «Строгость прежде всего». Она нашла слово, многое в ней объясняющее. У нее есть также моральное право проявлять строгость к окружающим, потому что она прежде всего строга к себе самой...

Изо дня в день вставала Лена в половине шестого утра и ехала в манеж. Сейчас — недалеко, а прежде через всю Москву, в парк «Сокольники». Черным зимним утром, в метель, в кислую слякоть, от декабря до декабря, всегда в половине шестого. А потом к девяти в университет, считывать рулоны диаграмм, препарировать крыс, слушать лекции, читать лекции.

Дуга ее интересов замыкается на двух полюсах — кафедры и манежа.

— Узкая специализация Петушковой требует от нее огромного времени, — сказал мне Северин.

— Пепел получился в результате Лялиного огромного труда. Ей нужно работать с ним ежедневно, — сказал Анастасьев.

Вот так. А где взять время? Ведь не выкроишь из одних суток двое!

— Какое это счастье — вставать в восемь утра, — вздохнула она как-то с тоской. И почти без перехода: — В большом спорте критерий того, чего достиг человек, — это стабильность результатов. Без стабильности в сборной страны делать нечего. У спортсмена должен быть большой запас прочности. Может случиться срыв, но нужно уметь восстановить потерянное. Как после падения нужно встать и догнать противника. Это не под силу дилетантам и новичкам.

Лене это под силу.

Разговор начался с моего вопроса: «Что, если в день соревнований Пепел проснется не в духе, встанет не с той ноги?» Сейчас я знаю, что ЧП не будет, Лена сильнее капризов лошади. Она обяжет Пепла войти в хорошее расположение духа, как обязывает себя забыть усталость, перенапряжение и каждый день вставать в половине шестого.

Слагаемые успеха

— Пора прощаться со спортом. Я это решила не сейчас, это давно назревало, — сказала Лена. — Нельзя так долго ехать на непараллельных лыжах — разрывает.

Это три месяца назад. А некоторое время спустя:

— Что меня ждет в Мюнхене? Не люблю прогнозировать. Во всяком случае, и после Олимпийских игр большой спорт я бросать не собираюсь,

Противоречит себе? Ну да. Как порой противоречит себе всякий, кто живет не по горизонтальной линии прозябания, а по ломаной кривой побед и поражений, кто знает часы заслуженного самоупоения и часы обескураженности и сомнений, кто ломает копья в борьбе с самим собою и умеет взять себя в руки всякий раз, когда это надо.

Выездка — это художественный спорт и спортивное искусство, — эстетический критерий играет здесь значительную, порой первостепенную роль (Лена когда-то увлекалась балетом, по общему мнению, это помогло ей выработать стиль). Так вот, одно из обязательных условий успеха — это гармония лошади со всадником. Петушкова отлично смотрится на Пепле. Елизар Львович Левин, директор конноспортивного клуба «Урожай» (Петушкова выступает за это общество), терпеливо объяснял мне, что в высшей школе три слагаемых: тренер, спортсмен, лошадь. Все трое должны быть совместимы, а в оптимальном случае — талантливы. Такое редкостное сочетание представляют собой Анастасьев, Петушкова и Пепел.

Лена рассказывает:

— Первоначальная работа с лошадью требует около трех лет. Ею не обязательно заниматься экстраспортсмену, тут годится всякий мало-мальский приличный всадник. За рубежом многие так и делают. Лизелотте Линзенхоф (второе место в мире) лошадь готовят берейторы. У нас, к сожалению, это не принято, хотя такая практика сильно экономила бы время мастеров.

— Пепел ко мне попал сырым, — продолжает Лена. — Он был полуподготовлен, полуиспорчен. Он не для жесткого человека. Он упрямился — его били. А когда его били, он упрямился еще больше. Я же считала себя виноватой перед Пеплом, потому что его нужно было исправлять, а я чувствовала себя слабой и неподготовленной. Но именно это и оказалось счастливым стечением обстоятельств. Именно мягкость и мою неуверенность в себе Пепел тотчас заметил и хорошо оценил. Оценил мою робость перед ним. Я была слаба, а он травмирован, и мы помогали друг другу. Это было прекрасно. Мне повезло с лошадью. Я три года просто каталась и ничего особенного не требовала. И Пепел проникся ко мне доверием.

Ну что ж, строгость не исключает нежности, как требовательность не исключает любви. Лена образованна, умна и рациональна, и она работает с Пеплом в широком диапазоне. Только что она говорила о ласке, и: «Жесткость? Если надо, даже жестокость. Ведь выездка — это в большей мере дрессировка, и каждый сам находит свой метод».

В гибкости и эффективности ее метода сомневаться не приходится. Просто он значительно шире, чем «укрощение нежностью», о которой с таким энтузиазмом писал один мой коллега.

В исследовательской работе она дотошна и добросовестна. Пойди она на сцену, ее, как Сару Бернар, тянуло бы на мужские роли. В новогодней анкете Лена написала: «...мне пришлось побеждать в спорте представителей сильного пола, это не могло не отразиться на чертах моего характера».

Пепел у себя дома

Я на конюшне. Во дворе уже сумерки. Я иду вдоль слабо освещенных денников, где шумно вздыхают и постукивают копытами соавторы прошлых и будущих спортивных побед. Ратмир, Галоп, Аэрон. Добрый вечер, гнедые и серые затворники. Светозар, Зулус, Тайна. Для меня ты действительно тайна, вороная тайна с глазами цвета смородины. Вьюн, Набат, Боцман. Розовые недра ноздрей, черные замшевые губы...

Почему эта приглушенная вечерняя возня, этот прекрасный живой запах вызывают у меня забытые ощущения детства и тоску неведомой утраты? Мой дед Галицин когда-то лечил лошадей на Старожиловском конезаводе. Говорят, это и по сию пору хороший завод. Однажды деда ушибла кобыла, которой он правил ногу, и вскоре Василий Николаевич умер. Умер, конечно, не от ушиба, но мне тогда было четыре года, и остался страх перед лошадьми, и любовь к ним всегда натыкалась на этот страх. Верхом я ездил считанные разы. И все-таки я рад, что в моем прошлом есть этот слабый мостик к миру лошадей.

Около Пепла я останавливаюсь. Ему 15 лет. Год лошадиный идет за три человеческих, значит, по-нашему, ему около пятидесяти. В балете, между прочим, на пенсию уходят в 35, а Пепел в некотором смысле тоже танцор. Но Анастасьев сказал, что жеребец еще лет пять поработает, а потом пойдет в производители. «Это ведь тоже значит отдыхать, верно?» — спросил тренер.

Пепел жил когда-то в Ростове, его там списали, как малозначащего, и хотели продать в колхоз. Когда я спросил Лену, сколько стоит Пепел сейчас, после своих триумфов, она сухо ответила, что такие лошади не продаются: цены на них нет и быть не может.

Пепел уперся лбом в решетку денника. «Крутая холка, ясный полный глаз, сухие ноги, круглые копыта, густые щетки, кожа как атлас, а ноздри ветру широко открыты. Грудь широка, а голова мала...» Это Шекспир. Таким Пепел бывает на состязаниях. Сейчас спина его в опилках, между ушей свисает жесткий чуб, а на левом глазу, как в темном агате, голубой вкрап, называется калинка — затемнение. Холка же у него действительно крутая, голова маленькая, спина хорошая, длинная.

Пепел — тракененской породы. Левин говорил, что чистопородная лошадь дураков не возит. Дураков, пояснил он, значит неумелых, немастеровитых. У чистокровных гонор выше, они норовят почувствовать себя хозяином положения. Кроме того, у них нервная система уязвимее. Бывает, никакой физической нагрузки нет, а лошадь заболевает, — исключительно на нервной почве...

В денник вошла тетя Маруся Мальцева. Пепел тотчас торкнулся своими горькими, в вертикальных складках губами в карман ее ватника.

— Да нет для тебя, милый, нет ничего, — сказала тетя Маруся. И ко мне: — Как утром прихожу, он издали меня узнает и ржет на всю конюшню. Постарел, проказник, по заграницам-то разъезжаючи. Помягчел... Но не ко всем. Не уважает, если ему грубят... Вишь, извалялся. А ну, отряхнись, Пепка!

И Пепел послушно передергивает холеной вороной кожей, и опилки разлетаются, как звездочки бенгальских огней.

Я иду к выходу, всё еще пытаясь вспомнить что-то такое, что лежит за пределами памяти. Чувство потери не оставляет меня. Потери чего? Я не знаю. До свидания, Себастиан. До свидания, Монна, Агата. Я завидую тем, кто работает с вами. Мне очень бы хотелось к ним приобщиться. Боюсь только — поздно.

Как стать победителем

Вот он — турнир конников, праздник лошадников, день испытаний, поражений и побед. Видите флаги, слышите музыку? Пестрота, гвалт, публика...

Спокойно, говорит себе Лена, сидя на Пепле, спокойно. Всадник диктует настроение лошади. Сейчас их нельзя рассматривать порознь. Нет Лены, нет Пепла, есть система человек—лошадь. Система, слитая психически и мускульно.

Всадник должен ездить размеренно и красиво, соблюдая темп и импульс. Поспешит — лошадь не покажет легкости, непринужденности. Затянет — будет оштрафован на 0,5 очка за каждую начатую секунду. Прошу обратить внимание: за каждую секунду сверх 12 минут. А часов у всадника нет, подсказывать ему нельзя, у него один хронометр — интуиция. Вот это уже выше моего понимания...

Штрафуется же буквально всё. Лошадь нечетко отбивает темп — штраф. Открыла рот — штраф. Зажала рот — штраф. Заскрежетала зубами — штраф. Всадник щелкнул языком — штраф. Погладил рукой лошадь — штраф. Взмахнула та хвостом — и тут штраф.

Анастасьев говорил: размазней в спорте вообще быть трудно, в конном же просто исключено. Чтобы в доли секунды решить, как заставить лошадь выполнить фигуру, нужна реакция. А чтобы заставить, нужен характер. Характер — это всё. Но давить всё время на лошадь — значит сорвать ее. У нее ведь тоже сердечно-сосудистая система есть, она не говорит, но она может и страдать, и радоваться. Поэтому всадник за чистотой работы следит, время в уме держит, волей волю подавляет, но выполнила лошадь упражнение — и он находит мгновение передать ей свое удовольствие по этому поводу, чтобы и она удовлетворение почувствовала, и это для нее короткая и целебная разрядка. Конечно, это может сделать только мастер, и только такого уровня, как Петушкова или Кизимов.

Резонно.

Виктор БУХАНОВ

Окончание. Начало см. в № 11 за 2015 г.