Печать
Просмотров: 1420

Из дневников практического психолога

2013 3 zagКогда вели переговоры с Рудольфом Максимовичем Загайновым о публикации этих материалов, он сказал: «Для меня честь быть напечатанным в журнале «Физкультура и спорт». Нам тоже приятно представить свои страницы одному из ведущих практических спортивных психологов в мире, человеку, наделенному многими талантами, в том числе и литературным.

Впрочем, нашим читателям со стажем это хорошо известно. Уверены, они запомнили его яркий документальный сериал о том, как он помогал фигуристу Алексею Ягудину взойти на наивысшую ступень пьедестала почета на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, который мы на протяжении нескольких месяцев давали из номера в номер. Помещали мы и другие интересные статьи этого автора, но потом наши пути разошлись. И вот новая встреча. Следует сказать, что приведенные ниже заметки писались вскоре после провальной для нас зимней Олимпиады 2010 года в Ванкувере и вошли в книгу «Психология современного спорта высших достижений». Мы с разрешения автора взяли из нее несколько отрывков. Надеемся и в дальнейшем знакомить читателей с творчеством доктора психологических наук, профессора Рудольфа Загайнова.

Мой взгляд в недалекое прошлое
«Современный» — что это значит? «Современный спорт» — что это значит? Чем он сегодня отличается от спорта вчерашнего, от несовременного? Почему-то нелегко мне, прожившему в спорте всю свою жизнь, признать: он изменился и изменился решающим образом. И, главное, изменились люди, его представляющие, его населяющие. А я остался прежним, и этот мой самодиагноз, его верность в том, что эти изменения, эту наступившую «перестройку» в спорте я воспринимаю болезненно, не принимаю ее и никогда не приму.

Да, вижу других людей — по их поведению, отношению к себе и людям, по менталитету.

Но обвинять легко, это я понимаю. И в глубине души живут и сочувствие к ним, и понимание их всевозможных проблем, и в первую очередь проблемы их здоровья, отсутствия в их сознании и душе веры в завтрашний день, и суперпроблем в их личной жизни — я-то знаю: никто из них не живет спокойно.

Об этом подробнее. Современный спортсмен в отличие от людей «нормальных» живет совершенно иной жизнью, жизнью в ином измерении, можно сказать, живет в двух «жизнях», в двух мирах.

Это жизнь в своей семье и жизнь, скажем так, «профессиональная», где он пребывает (повторяю, речь идет о спортсмене высшей квалификации, о «спортсмене-чемпионе») большую часть своего времени, то есть жизни.

Что чувствует, что переживает он вдали от любимых людей, родного дома? Как борется он неделями, месяцами, годами с этими своими переживаниями, борется с самим собой? Обычному человеку даже представить это невозможно. Ведь жизнь спортсмена зависит от него самого, его побед, почти у всех — только от него и его побед, пожалуй, — у всех. Он один за всё отвечает — и за ту жизнь, и за эту! И что поможет ему, а может быть, и спасет? Сегодня, я как никогда, уверен в собственной правоте моего ответа на этот вопрос — спасет спортсмена его эгоизм, назовем его «здоровым эгоизмом», спасающим конкретного человека, но не в ущерб другим, и потому — «здоровый».

Итак, «эгоизм спасающий», просящий всех нас о понимании, прощении. Понять и простить — вот что обязаны все мы проделать со своим внутренним миром. Им, нашим прекрасным ребятам, очень трудно живется, «трудно» — не то слово.

Не могу забыть одну сцену. Михаил Иванов, победивший в лыжных гонках на страшной пятидесятикилометровой дистанции на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити и сразу после финиша потерявший сознание. Он на массажном столе. Я подхожу, глажу его по голове и тихо спрашиваю:
— Мишенька, почему всегда такой печальный?
Не поднимая головы, он также тихо отвечает:
— Душа не поет.

Опекаю я более ста человек, и поет душа у единиц, в основном у молодых, не переживших пока еще и доли того, что предстоит пережить им в современном спорте высших достижений, что уготовано им их судьбой.

...Да, «эгоизм спасающий» — таким он и является на самом деле. Когда я услышал от трехкратного олимпийского чемпиона борца Александра Карелина: «Спорт — это высшая форма эгоизма», — помню, подумал, что это не более чем красивое словосочетание. Но сегодня я с ним полностью согласен.

Они, мои любимые спортсмены, стали другими. Они не нуждаются в поздравлениях и не нуждаются в друзьях, не ищут их. Они сознательно одиноки! И, повторяю, осуждать их я не буду, не могу и не хочу.

Не их это решение — вот что понял я сегодня. Быть такими — это требование их судьбы, их личной для каждого судьбы! Потому что кроме побед, труб и барабанов еще есть та самая другая жизнь, и еще одна — «третья», их будущая жизнь, где тоже предстоит бороться за другие победы, и там тоже надо быть здоровым и сильным. И потому сегодня задача номер один — выжить! Выжить и спастись!

Спасающий эгоизм... Теперь о другом эгоизме — эгоизме тренера. Кто у кого принял «эстафетную палочку эгоизма», сегодня установить вряд ли возможно, но то, что это произошло, — факт.

«Тренеров не стало», — всё чаще слышу я в последние годы. Но номинально они же есть! Они находятся в зале, когда тренируются их спортсмены, они сопровождают их в поездках, они обнимают и целуют их после побед. Это то, что видно невооруженным глазом. А глазу вооруженному, как всегда, видно много больше. Тот же эгоизм тренера проявляется в самой обычной, рутинной, никому не видимой работе в тренировочном зале. Это прежде всего отсутствие эмоций в лице тренера, в его поведении, в жестикуляции — он выглядит равнодушным. Что угодно можно было наблюдать в работе и поведении тренеров прошлого — великих и невеликих, но не было одного — равнодушия! Создать в зале тренировочный ажиотаж было обязательной задачей тренера, когда всем становилась интересной сама тренировка, и исключительно интересным был сам тренер, от него в процессе тренировки можно было подпитаться энергией, эмоциями, интересом к процессу самой работы, к процессу совершенствования своего индивидуального мастерства.

К такой тренировке необходимо было готовиться! И тренер готовился, продумывал и писал конспект предстоящей тренировки, а рабочий план на месяц я видел в каждом тренировочном зале. И в этот зал спортсмен шел не к снарядам, не с узкой задачей выполнить «нагрузку», он шел к тренеру, к его творческой личности, и жить спортсмену, имея такого тренера, было и интересно, и красиво, хотя и непросто, поскольку такой тренер всегда был в своих требованиях максималистом, не прощая ничего, что могло помешать спортсмену на его пути к победе! Кем угодно мог быть этот тренер — диктатором, неврастеником, кем угодно, но он не был эгоистом! Он готов был отдавать и отдавал всё — и свое время, и здоровье, и всю свою жизнь своим ученикам, своему делу! Это было для него святым, а потом уже имела место его личная жизнь, карьера, всякие там блага.

И сказать я хочу вот еще о чем. Они — эти настоящие фанаты своего дела — были счастливыми людьми! И не вздумайте жалеть их! Стоило мне увидеть их даже издали, и улыбка сама появлялась на моем лице, словно шел я сумрачным днем, и вдруг выглянуло солнце, и его лучи сразу согрели меня. Константин Иванович Бесков, Владимир Петрович Кондрашин, Вячеслав Алексеевич Платонов, Станислав Алексеевич Жук и еще сто фамилий могу я назвать в знак благодарности за их внимание ко мне, к моей работе. Только сейчас, в мои сегодняшние семьдесят с лишним лет, я понял, как это нелегко — всегда выглядеть так, чтобы людей влекло к тебе и получить твою улыбку, и твою веру в хорошее, и твою не уменьшающуюся с годами любовь к жизни. Быть всегда таким — это не менее чем подвиг. «Жизнь — подвиг» — так я бы сказал о них, о моих учителях и моих психологах. Да, именно психологах! Ведь они своим отношением ко мне оказывали мне реальную психологическую поддержку. А кто знает, без нее я мог и не состояться как психолог, не было бы в моем характере и в моей душе моей сегодняшней веры в себя и в мою науку — практическую психологию, а ей я отдал и свою жизнь, и себя. Спасибо вам всем, кто был со мной в мои трудные минуты, когда я на время терял уверенность в своем спортсмене и в свою способность помочь ему. Спасибо вам, что верили в меня. Только благодаря вам и вашей поддержке я не ушел из практической психологии, хотя порывался сделать это не раз. Спасибо вам! Вы навсегда в моем сердце!

...И снова — о грустном. Таких тренеров нет сегодня. Виновата ли жизнь или виной всему время — нет смысла, считаю я, искать виноватых. Виноват, так считаю я сегодня, каждый отдельный человек, каждый тренер, давно забывший, что такое писать конспект предстоящей тренировки и, более того, писать план на месяц и даже — на год.

Если бы они — «сегодняшние» — всего лишь не писали конспекты! Многие, смело утверждаю — большинство, уже давно не проводят разминку перед основной частью тренировки, нет перед тренировкой необходимого, дисциплинирующего спортсменов построения, нет построения и в конце тренировки и нет анализа, профессионального (!) анализа проделанной сегодня работы.

...Продолжаю о грустном (после Ванкувера не до веселья). А что же психология и психологи? Что можем сделать мы в такой атмосфере? Можем ли что-нибудь сделать?

Два известных положения: 1) «Психолог, конечно, нужен, но где его взять?»; 2) «Психолог, конечно, нужен, но можно обойтись и без него». И обходятся. Обходятся всё хуже, что показал Ванкувер. Такими беспомощными наших спортсменов никогда не видел. И одинокими, а это читается в их лицах, в тех же интервью. Потеряна способность улыбнуться, а означает это одно: человек живет без психологической поддержки.

...Звонок, слова одного из моих любимых спортсменов, и я мчусь к нему через всю Москву. Есть время, и я готовлюсь к разговору с ним. — Я больше не могу здесь! — повторял и повторял он, а я вспомнил Валерия Харламова, блистательного спортсмена и человека. Эти слова: «Я не могу здесь больше!» — были последними, которые произнес он перед тем, как в последний раз садился в свою машину.
...Мы в ресторане лицом к лицу.
— Что значит «Не могу здесь больше?» — спрашиваю я и продолжаю: — До Олимпиады всего полгода, а ты хорош как никогда!
Он смотрит в одну точку, не сразу поднимает на меня глаза и, тщательно подбирая слова, отвечает: — Боюсь, не хватит моральных сил. Опять обманули с фармакологией — дали какую-то ерунду. Сказали: нет финансирования. А как я буду месяц тренироваться в горах? Только гробить здоровье. Я устал от всего этого.

...Что происходит с нашими людьми, с нами со всеми? Почему все изменились и почему произошло это так быстро?
Вспоминаю. Гроссмейстер Лев Полугаевский (входил в пятерку лучших шахматистов мира) попросил о встрече. Только что он проиграл полуфинальный матч на первенство мира Анатолию Карпову и находился в стадии принятия жизненно определяющего для него решения — уйти в нормальную человеческую жизнь или продолжать «большую гонку» своей спортивной жизни. Я любовался им. В отличие от других шахматистов — атлет, полный сил. Собранность всего облика, а для меня — психолога — красота личности прежде всего в этом. Только в глазах я видел печаль и какую-то тяжесть, вероятно, еще не смытую временем суммарную усталость как след пережитого поражения.

Он говорил:
— Я совершил большую ошибку — много времени занимался шахматами в день партии, и в самой партии не хватало свежести, на третьем часу наплывала усталость. Не повторите моей ошибки.

В это время я помогал Виктору Корчному готовиться к финальному матчу с Карповым, и любой совет его бывшего соперника был особенно ценным. Он замолкал, уходил в себя и повторял:
— Но какой талант! Какой талант! Вам будет очень трудно.
Но я не соглашался с ним, противился любой высокой оценке шансов соперника. Так я устроен и сейчас, после сорока лет работы в большом спорте остаюсь таким же, поскольку знаю и верю — моему спортсмену как воздух нужна и, более того, необходима моя абсолютная вера в него и в нашу победу. На эту мою веру опирается его вера в себя и еще — его воля. Ей — воле — тоже необходима вера в него, вера хотя бы одного человека, но вера искренняя и абсолютная. Так устроен человек, устроены все мы. Один в поле не воин — сегодня это закон, я думаю — не только в спорте.

...Мы стали прощаться.
«Не спешите принимать решение, — советовал я ему, — бросить всегда успеете». Это не мои слова. Их говорил после каждой победной Олимпиады Ирине Родниной ее тренер Станислав Алексеевич Жук. И она оставалась и побеждала снова. Только одно обязательное условие — ни в коем случае не ослабляйте требований к себе. Стоит прекратить ту же зарядку по утрам или заполнение дневника перед сном и будет спад результатов. И дело не в зарядке и не в дневнике, а в тренировке воли и вашей личности в целом. В “волевом корсете” спортсмен должен быть двадцать четыре часа в сутки. Такова наша судьба».
— Этот закон я знаю, — сказал Полугаевский в конце разговора, — развал личности — процесс мгновенный.

Как жаль — больше мы не виделись и не поработали вместе. Но его последние слова о развале личности вспоминал я часто, а после Ванкувера вспомнил в очередной раз. Мне как психологу очень хотелось докопаться до истины. И я смотрел в прошлое.

...Солт-Лейк-Сити — моя звездная Олимпиада. Алексей Ягудин, Марина Анисина, Ирина Слуцкая (их я опекал персонально), и хоккейная сборная, куда после победы Ягудина был приглашен Вячеславом Фетисовым.

Но дело не только в моих частных достижениях. Дело еще в атмосфере поддержки, дружбы, вдохновения, патриотизма, что читалось в лицах наших спортсменов и тех, кто с ними работал.

Помню, хоккеист Олег Твердовский на вопрос журналистов ответил:
— Я был поражен той потрясающей психологической атмосферой, царившей в Олимпийской деревне и в нашей команде. Эту атмосферу ощущал и я — психолог, и это очень помогало мне в моей работе, давало силы, вооружало оптимизмом. А в этом и я очень нуждался.

...И вот прошло всего два года, и на Олимпиаде 2004 года в Афинах ничего этого — ни дружбы, ни поддержки — не было. Мы не понимали, что с нами происходит. Ко мне подходили и тренеры, и взрослые спортсмены, и мы вместе искали ответ на этот вопрос. Олимпийский чемпион по прыжкам на батутеАлександр Москаленко в своем послеолимпийском интервью так и сказал:
— У меня было ощущение, что я живу не среди друзей. Со мной люди в нашей форме даже не здоровались.
А у меня были свои причины удивляться.
— Как прошел день? — спросил я у известного фехтовальщика и получил вот такой ответ: «К. проиграл, так что день неплохой».
И он не шутил. Помню, до позднего вечера «носил» я в себе эти слова, а слышал их впервые за свою долгую жизнь в спорте.

И еще пример. Ко мне обратилась тренер известной гребчихи Иры Федотовой с просьбой помочь. Мы начали работать, но расспрашивать Иру, всегда печальную почему-то, о ее личной жизни я не решался, считая, что пока не получил на полную откровенность морального права, еще не завоевал ее человеческого доверия. И спросил ее тренера:
— А что у Ирочки с личной жизнью?
— А я в это не лезу, это не мое дело.

И этот ответ носил я в своей душе долго, да и сегодня не могу забыть. Эти слова произнес личный тренер, а раньше тренер был вторым отцом или старшим товарищем, другом, всегда — близким человеком.

После Олимпиады в Солт-Лейк-Сити от многих серьезных людей я слышал: мол, спортсмены — часть нации и их проблемы — проблемы всего нашего народа, проблемы страны.

Но у меня своя точка зрения на этот счет.
— Я работаю, — отвечал я этим умным людям, — не со всей нацией, а с конкретными людьми, и эти люди всегда были на высоте и в тяжелые для страны времена. В том же Лиллехаммере, в 94-м, когда у команды не было известных атрибутов единства — флага и гимна, — тем не менее люди находили в себе силы, а главное — стремление к объединению, и были единым целым, одной спортивной семьей и победили!

В чем же дело? Кто виноват и что делать? — наши вечные вопросы. Не берусь на них ответить. Ставлю другую задачу — как помочь спортсмену, а он всё больше нуждается в нашей помощи. Наш спортсмен всё более одинок — это очевидно сегодня, и сам он без всесторонней поддержки от разного рода специалистов, без психологической поддержки любимых людей, и Родины в том числе, победить не сможет. У него на это не хватит тех самых моральных сил.

И поможет ли ему его личный эгоизм? Он выбрал этот путь, поскольку мы — его «слепые поводыри слепых», как сказано о нас в Библии, — не предложили ему, им — нашим ученикам и опекаемым людям — ничего другого. «Все виноваты во всем», — писал Федор Михайлович Достоевский. Наступило другое время, и, вероятно, бороться с ним, с этим временем и со всем тем, что оно принесло, не хватит сил ни у меня, ни у моих единомышленников. Я надеюсь на одно: наши замечательные люди спорта — и спортсмены, и тренеры — переболеют этой болезнью и снова станут теми же, кем были раньше, и не будут думать только о себе, и не будут радоваться поражению товарищей по команде. А посвящать свои победы снова будут не себе, а тем, кто помог им эти победы одержать! Я верю: это время придет!

Рудольф ЗАГАЙНОВ