Страсть и старость

Страсть и старость в повседневном обиходе антонимы, то есть слова с противоположным значением, например, друг — враг, белый — черный, здоровье — болезнь. Старый человек в словаре синонимов русского языка определяется как древний, ветхий, дряхлый. Антоним старика — молодой, подразумевается, сильный, здоровый, страстный.
С языком не поспоришь, язык тысячекратно умнее и точнее каждого из нас. А коли так, прислушаемся к тому, как зарифмовал язык два этих вроде бы полярных слова — «страсть» и «старость».
Я слыхал про старость. Страшны прорицания!
Это Борис Пастернак, «Сестра моя — жизнь», лето 1917 года, поэту двадцать семь, он молод, как и на семьдесят первом году жизни, когда ушел в вечность, оставив нам свежие, как весна, как жизнь, стихи.
Я не собираюсь, достигнув солидного возраста, петь осанну старости, но и не хочу ругать ее, вслед великому норвежцу Кнуту Гамсуну («Надеюсь, что мудрость не осенит меня, — писал нобелевский лауреат 1920 года по литературе. — Мудрость есть признак одряхления, которая приходит вместе со старостью») или Дмитрию Сергеевичу Лихачеву, заметившему в предисловии к своим «Воспоминаниям», что в старости вялое время точно останавливается и вообще из трех периодов человеческой жизни (детство и молодость, зрелые годы, старость) старость — самый длинный период и самый нудный.
Кстати, критики старости прожили по девяносто три года каждый и до конца сохраняли способность к творчеству. Мне гораздо ближе то отношение к осени жизни, которое в «Дневнике старости» выразил всемирно известный русский филолог, фольклорист Владимир Яковлевич Пропп, у которого я имел счастье учиться в Ленинградском университете в середине пятидесятых. В этом потрясающем дневнике он убедительно показал преимущества «третьего возраста», возраста тишины, созерцания и довольно интенсивной и продуктивной работы за письменным столом, когда обостряется восприятие и усиливается впечатлительность, когда на смену страсти и бурной энергии приходит тонкость ощущений и глубина понимания.
Перенеся за последние семь лет три операции, две из них на глазах, я записал в свой дневник, имея в виду вовсе не себя, что, теряя в зрении, человек, очевидно, прибавляет в умозрении, становится спокойнее, уравновешеннее, мудрее и работает нередко продуктивнее, чем в молодости.
Кстати, о продуктивности. 3 февраля 1969 года Пропп сделал такую запись: «Мне без малого 74. Моя жизнь уже не может быть продуктивной в том смысле, в каком она была продуктивной когда-то. Я не произвожу ничего нового. Но продуктивность может быть иной. Самый процесс жизни может быть продуктивным. Так живут, отдаваясь течению жизни, миллиарды людей. Так создается жизнь».
Это очень правильно: продуктивным может быть сам процесс жизни. Так жил гениальный ученый Владимир Пропп. Так живет, не чувствуя, не признавая старости, феноменальный Александр Массарский (большой материал о котором мы начнем публиковать в ближайших номерах журнала): на 84-м году он отправился из Петербурга в составе отряда из двадцати двух дайверов в Хургаду, чтобы оттуда на зафрахтованной яхте пройти на самый юг Красного моря и в который уже раз испытать себя — взглянуть в глаза бирюзовой бездне, а заодно проверить новое снаряжение и видеотехнику, запечатлеть красоту, которая если и не спасет мир, то поможет прожить отпущенный нам земной срок с достоинством.
Так живут сотни, тысячи читателей нашего журнала, которому в будущем году исполняется 90 лет. Читатели «ФиС», конечно же, знают, как уважительно и благоговейно пишем мы о людях, живущих долго и продуктивно, людях, не поддающихся бегу времени и его спутникам — болезням, одиночеству, холоду государственного и общественного невнимания, угасанию интереса к жизни. В последнем, впрочем, наших замечательных стариков упрекнуть нельзя. Доказательством тому каждый номер журнала «ФиС», где они рассказывают о своей, наполненной трудами праведными и борьбой с недугами жизни, как возделывают свои приусадебные участки, дачные сады и сад своей души, как помогают жить в наше трудное, переломное время своим детям и внукам — и яблоками, и картошкой, и советами.
Не пренебрегайте их советами, друзья. Кнут Гамсун, пожалуй, перегнул палку, когда назвал мудрость признаком одряхления. Впрочем, в той же статье великий сын Норвегии, переживающей в июльские дни лета 2011 года страшную трагедию двойного теракта, высказал бесспорную, на мой взгляд, мысль: «Когда я благодарю Бога за жизнь, то причиной тому не высшая зрелость, которая приходит со старостью, а любовь к жизни».
«Быть или не быть» — зависит не от правителей, не от денежных мешков, а от всех нас вместе и от каждого в отдельности. Мы склонны трактовать этот гамлетовский вопрос в применении к себе как «мочь или не мочь». Между тем труднее всего не мочь, а хотеть. Хотеть — это и есть мочь.
Ни воля, ни мысль сами по себе не могут заставить нас захотеть жить, работать, творить, любить, играть, бегать от инфаркта, заниматься на тренажерах. Только мы сами, если изменим сознание, пробудим в себе вкус к жизни. И начать эту переналадку организма и души надо с физического усилия, мускульного напряжения, приводящего в движение энергетический поток мысли. С разжигания в сердце огня желания и продления жизни как страсти, единственной достойной человека формы существования.

Алексей САМОЙЛОВ