Спорт и личность

Ярослав Рыбаков:
«Стоит ли ради рекорда превращаться в мутанта?»

В 2002 г. прыгун в высоту Ярослав Рыбаков стал чемпионом Европы, в 2006-м — чемпионом мира в помещении, в 2010-м — чемпионом мира.

Его личный рекорд — 2,38 м, а результаты, которые он показывает на турнирах высшего ранга, каждый год завоевывая медали различного достоинства, варьируются от 2,32 м до 2,35м. Если же учесть, что Ярослав Рыбаков уже в течение десяти лет (а это тоже рекорд) выступает в таких соревнованиях, то можно утверждать, что «надземная», то есть приближенная к небу, часть его жизни длится гораздо дольше, чем у многих его коллег.

Но где граница, отделяющая небо от Земли?

Размышляя над этим вопросом, я вдруг вспомнил, что где-то мне уже попадался ответ на него. И, порывшись в своей домашней библиотеке, нашел этот ответ в сборнике стихов японского поэта Дзюна Таками, который тоже задумывался над тем, где же проходит граница неба…

Где начинается небо?

Там, где парит ястреб, — это небо?

Укрывшись от людского глаза,

тихо зреет плод.

О! Пространство вкруг плода — уже небо.

Но тогда, видимо, и пространство над планкой — это тоже «уже небо»? Что же испытывает оказавшийся там прыгун?

— В верхней точке прыжка спортсмен оказывается в состоянии невесомости, а это, наверное, самое желанное состояние, какого только можно достичь, — говорит отец и тренер Ярослава Владимир Рыбаков. — В высоком прыжке человек словно бы избавляется от земных оков. Именно это ощущение и является для прыгуна в высоту естественным допингом, который заставляет его вновь и вновь отрываться от Земли…

— Вы пролетаете по воздуху примерно четыре метра, — обращаюсь я к Ярославу. — Для нас, зрителей, все это происходит в мгновение ока. А что вы ощущаете в течение этого, видимо, очень долгого для вас мгновения?

— Я хорошо чувствую момент отталкивания, когда тянешь себя наверх. Ну а затем сознание отключается. Возвращается оно только тогда, когда ты, уже опускаясь за планку, начинаешь вытаскивать ноги. Проконтролировать же весь полет можно лишь на малых высотах, когда все делаешь очень легко, словно играючи...

— Выходит, что подкорректировать свой полет невозможно?

— После отрыва от опоры уже ничего нельзя исправить.

— Значит, очень многое зависит от психологической настройки... Долго ли она длится?

— Весь сезон.

— А можно ли с помощью каких-то приемов улучшить свой настрой накануне соревнований?

— Нет. За сутки до старта тебя начинает трясти; избавиться от волнения невозможно, хотя ты и пытаешься каким-то образом его подавить. В конце концов смиряешься с тем, что завтрашний день все равно настанет и что изменить ничего нельзя. И когда у тебя уже нет сил бороться с собой, проваливаешься в сон.

— Но неужели нет способа унять эту нервную дрожь?

— Если бы он и был, я бы им не воспользовался. На старт нельзя выходить спокойным и отрешенным. Для взлета необходим стресс.

— А что вы испытываете после соревнований?

— Боль. Тело отказывается тебе подчиняться. Болит же абсолютно всё — суставы, позвоночник, шея…

— И долго это продолжается?

— Это зависит от напряженности старта. Иногда — сутки, иногда — несколько дней…

В одном из своих интервью Ярослав как-то сказал, что перед соревнованиями не думает о медалях и призовых. В эти минуты он поглощен только одной мыслью: надо выполнить прыжок так, чтобы его красота вызвала восхищение зрителей… А вот болельщики Ярослава не забывают о медалях, более того, они уже очень давно — с тех самых пор, когда он, дебютировав в 2001 г. на чемпионате мира, удостоился серебряной награды, — жаждали, чтобы Рыбаков завоевал «золото». А он еще дважды — в 2005 и 2007 гг. — довольствовался «серебром». Болельщиков это не могло удовлетворить. «Сколько же можно оставаться вторым?» — то ли сокрушались, то ли негодовали они. Но в августе прошлого года, на чемпионате мира в Берлине, словно подталкиваемый ими вверх, Ярослав Рыбаков, наконец-то поднялся на высшую ступень пьедестала почета.

Прыжок за «золотом» сквозь стену дождя

…Оценивая его физические данные (рост — 189 см, «боевой вес» — 80 кг) и технику, специалисты утверждают, что Ярослав Рыбаков — это человек, созданный для прыжков в высоту. Неудивительно поэтому, что он уверенно чувствует себя в воздушной стихии. Однако в тот день, когда на чемпионате мира в Берлине должны были состояться соревнования прыгунов в высоту, с утра пошел дождь. Казалось, что водная стихия, ревнуя к воздушной, решила во что бы то ни стало помешать спортсменам: когда они приехали на стадион, дождь превратился в ливень...

— Заняв место на трибуне, я, не удержавшись, произнес вслух: «Хоть бы эти соревнования перенесли на завтра», — вспоминает Владимир Рыбаков. — И только я это сказал, как кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел совершенно незнакомого мне человека. Он поздоровался со мной и представился, сообщив, что во времена ГДР был переводчиком и не раз встречал советские команды. «Я случайно услышал ваши слова, — признался он. — Думаю, вам не стоит надеяться на то, что соревнования перенесут. Люди, сидящие на этой трибуне, купили билеты сюда специально на Рыбакова. Билетов на завтра у них нет. Но они не волнуются, потому что в дирекции соревнований им сказали, что соревнования пройдут при любой погоде. Так что сидите спокойно и ждите своего часа».

Это ожидание, казалось, вымотало у Ярослава все нервы…

— Когда нас вывели в сектор на вторую разминку, — рассказывает он, — перед нами была стена дождя, а воды было по щиколотку. На мне было два болоньевых костюма, и я не стал их снимать. В голове у меня была только одна мысль: неужели сейчас все-таки придется выступать?..

Хорошо, что я не успел полностью приготовиться к прыжку и раздеться. Если бы я это сделал, то промок бы и на первой же проходке попытался бы залезть на излишнюю высоту; из-за этого сил на остальные попытки могло бы и не хватить.

Никто нам не сказал, что соревнования задержат почти на час. Ожидая начала, мы лежали в раздевалке, дергались, а я вдруг страшно захотел есть: во мне ведь не было ни грамма лишнего веса. Пришлось срочно искать какие-то шоколадки…

Если бы не было дождя, то «золото», как потом сказал Ярослав Рыбаков, «лежало бы» на высоте 2,37 м, к покорению которой он был готов. Но дождь приземлил прыгунов. Пределом для них стала высота 2,32 м, которую с первой попытки взяли Ярослав Рыбаков и грек Кириакос Иоанну. Однако на предыдущем рубеже — 2,28 м — грек проиграл Рыбакову по попыткам и в итоге стался на втором месте.

…Даже сейчас, через год после окончания берлинского чемпионата, Владимир Рыбаков не может удержаться от того, чтобы не ободрить сына, в очередной раз напомнив ему, что его победа вполне закономерна и заслуженна:

— Это награда тебе за твой труд, за твое терпение, — прервав интервью, сказал он.

Ярослав же уверен, что не только этим объясняется каждый его успех.

— На соревнованиях порой происходит то, что абсолютно от тебя не зависит, — говорит он. — Ты можешь на какую-то неуследимую долю миллиметра зацепить планку, и она упадет. Так было в третьей попытке в Дохе, на последнем чемпионате мира в помещении, где я стал вторым. А бывает, что задетая тобою планка подпрыгнет, перевернется два раза, вновь ляжет на свое место и устоит. Видимо, есть какая-то сила, которая все распределяет, учитывая достоинства и недостатки всех претендентов на призы. Но что это за сила и как она действует — вне пределов нашего понимания…

— А что вы говорите своему сыну после неудачи? — спрашиваю я Владимира Рыбакова.

— Правду. Даже если говорить это придется с болью в душе.

— Ну а ваша жена, наверное, не столь строга к сыну, как вы?

— Да, она всегда жалеет его, для нее он — самый лучший, самый талантливый и самый красивый…

Почему сгорел сектор…

Ярослав Рыбаков родился 22 ноября 1980 г. в белорусском городе Могилеве. (Его отец был направлен туда поле окончания Центрального института физической культуры.) Сначала он занимался многоборьем под руководством одного из учеников Владимира Рыбакова, а когда ему исполнилось 10 лет, отец взял его в свою группу.

В Белоруссии Рыбаковы жили в доме без водопровода. Воду брали из колонки, которая находилась в двухстах метрах от их дома.

— Вот и приходилось каждый день 40-литровый бак на тачке возить, — вспоминает Ярослав. — А так как в доме у нас была печка, то нужно было то дрова наколоть, то машину с углем разгрузить…

Я хорошо помню, как мы тренировались в парках, как ездили на электричке на свой дачный участок, как собирали клюкву и искали грибы…

Мы часто бываем в Могилеве, где мой отец проработал 18 лет. Меня тоже туда тянет, хотя с каждым годом все меньше и меньше, так как уже не нахожу там того, что оставил, — ни школы своей, ни улицы…

Из Белоруссии Рыбаковы уехали не по своей воле. Вот что рассказывает об этом Рыбаков-старший:

— После развала СССР все стали торговать. А где проще всего создать самые большие торговые комплексы? Конечно же, на стадионах. И у нас на Центральном стадионе сначала стали торговать в субботу и воскресенье, а потом и каждый день. Дорожка, ведущая к стадиону, была вся уставлена лотками. А на наш сектор однажды въехал огромный «КамАЗ» (это был передвижной обменник), а нам сказали, чтобы мы убирались отсюда…

У нас там была яма для прыжков с шестом. Туда залили бензин и подожгли. Ну а пожарные потом сказали нам, что произошло самовозгорание.

Ясно было, что новой ямы (ее стоимость от 18 до 30 тысяч долларов) мне не дождаться. Значит, нужно было быстренько куда-то переводить группу многоборцев, призеров чемпионата Белоруссии, которые у меня тренировались. И я решил, что надо вернуться на мою родину, в Ярославль.

Когда сгорел сектор, — подвел итог Ярослав, — это был знак, что нам пора оттуда смываться…

Свою жизнь они не собираются посвящать борьбе с «химиками»

— Насколько мне известно, судьба испытывала вас не только огнем…

— Да, несколько лет назад я в феврале провалился под лед, когда катался на снегоходе по Плещееву озеру под Ярославлем. К счастью, это произошло рядом с берегом. Я хотел вытащить снегоход, но он нагреб перед собой ил и зацепился за него лыжей. Это была чужая машина, поэтому я не мог ее бросить.

— Мы искали Ярослава по всему озеру, — вспоминает Владимир Рыбаков, — а он, дожидаясь, пока его найдут, два часа простоял в ледяной воде. А через две недели после этого выиграл первенство России в многоборье…

Сейчас Ярослав живет то в Ярославле, то в Москве.

— А где все-таки вы чувствуете себя дома, в Москве или в Ярославле? — спрашиваю я его.

— Моя душа осталась в Ярославле, — говорит он. — Когда подъезжаю к нему, во мне уже все дрожит… А в Москве… Здесь всё знакомое, всё привычное. Но не мое.

Тем не менее я тренируюсь в Москве, на стадионе «Спартак», поскольку только там можно совершать прыжки в высоту, не рискуя получить травму. До того, как он вошел в строй, приходилось заниматься в «Лужниках», где покрытие прыжкового сектора так истрепалось, что стало кривым и тонким. Прыгать там невозможно. В тот момент, когда ты на скорости 8 метров в секунду закладываешь вираж, два твоих шипа (их длин — 9 мм) насквозь пробивают покрытие (толщиной всего 5 мм), едут по бетону, и у тебя выскакивает стопа…

(Такую же травму, кстати сказать, Ярослав получил за три недели до Олимпиады 2004 г., когда тренировался в Подольске, где покрытие в секторе было ничуть не лучше, чем в Лужниках.)

— Мне кажется, что о чем бы мы с вами ни говорили, вы ни на мгновение не забываете о своем главном деле — прыжках…

— И это вполне естественно. Мне, впрочем, иногда удается от этого отключиться, а вот отцу — нет. Мысленно он 24 часа в секторе.

— А чем вы любите заниматься в свободное время?

— Мне хотелось бы покататься на велосипеде, но я не могу себе этого позволить, потому что ноги велосипедиста работают не в тех фазах и не в тех режимах, какие нужны для прыжка. От езды на вездеходе тоже приходится отказываться. Что остается? В кино сходить, за компьютером посидеть, почитать книжку и, если удастся выкроить время, выбраться на рыбалку.

— Насколько я могу понять, вы беспрекословно подчиняетесь отцу. Каждое его слово — для вас закон. Но неужели вы никогда не пытались поднять бунт?

— Я предпринимал такие попытки, однако они не увенчались успехом, так как я не смог найти что-то более интересное, чем то, что предлагал мне отец.

— Тренер не может идти на поводу у своего воспитанника, — говорит Владимир Рыбаков. — Если спортсмен в начале очередного сезона говорит мне: «Давайте будем ориентироваться на два-три упражнения, которые мне понравились в прошлом году, а все остальное отбросим. Зачем каждый раз повторять все заново?» — я не могу пойти ему навстречу. Я буду вновь и вновь убеждать его, что надо пахать, работать, повторяя все снова и снова и постепенно увеличивая нагрузки и скорость.

Каждый сезон я придумываю что-то новое. И делаю это не для того только, чтобы удивить спортсмена своей изобретательностью — я, мол, прокукарекал, а там хоть и не рассветай. Я ищу такие упражнения, которые и заинтересовали бы спортсмена, и органично вписались бы в нашу систему тренировок.

Если работаешь на своем, то есть на том, что тебе дала природа, то только творчество может открыть путь к новым высотам. Но есть и другой путь, на который, несмотря на все запреты, указывают спортсменам фармакологи: прими, мол, вот это и это, и тебя куда-то вознесет. Сегодня есть химические препараты, которые либо ускоряют протекание нервных сигналов, либо делают мышцы железобетонными, как говорят сами «химики». Напичканные этими препаратами, спортсмены спокойно выходят на какой-то один, наиболее важный для них, старт. Сначала, разумеется, отрабатывается некая схемка прыжка. Делается это на малой высоте, на небольшой скорости, а потом на эту схемку накладывается фармакология. Не случайно сегодня спортсмены чаще всего славословят не своего тренера, а врача.

— А не безнадежна ли борьба с «химиками»?..

— Не знаю. Мы же не собираемся всю свою жизнь посвящать борьбе с ними. У нас другая задача — жить по-своему и утверждать свое.

— К чему в итоге могут привести все эти чудодейственные фармакологические средства? — продолжает мысль отца Ярослав. — К тому, что прыгуны начнут выращивать себе сверхдлинные ноги и чуть ли не крылья, чтобы побить какой-то рекорд? Но ведь этих спортсменов тогда уже трудно будет называть людьми. Но стоит ли ради высокого результата превращаться в мутанта?

Ключ к олимпийскому золоту спрятан на высоте 2,45 м…

«Все радости и несчастья людей созданы их собственными мыслями», — сказал когда-то восточный мудрец. Я вспомнил эти слова, когда Ярослав Рыбаков рассказывал о том, какое необыкновенное чувство испытал он, посетив накануне Олимпиады в Пекине русский монастырь на горе Афон (в Греции).

— У нас был сбор в Салониках, и однажды нам устроили экскурсию в русский монастырь.

Мы приплыли туда на кораблике. Сошли на берег, кораблик уплыл, и в этот момент вдруг начался колокольный звон… А когда мы дошли до монастыря, увидели иконы, каждая из которых — шедевр, и монашеские кельи, нам стало так хорошо, как никогда в жизни… И стоит мне только вспомнить об этом, как то ощущение возвращается…

Так, может быть, и перед олимпийским стартом в Лондоне эти воспоминания помогут ему почувствовать себя «так хорошо. как никогда в жизни»?

— Чтобы выиграть олимпийское золото, — говорит Владимир Рыбаков, — надо подобраться к мировому рекорду, а это 2,45. И сейчас все наши мысли, все наши планы крутятся вокруг этого результата. Если мы подберем к нему ключик, то эао цель станет реальной. Но не все зависит только от нас, есть еще и соперники, и та необъяснимая сила, которая, как уже сказал Ярослав, всё распределяет.

Андрей БАТАШЕВ