Сначала был учебный канал российского ТВ. По нему, неожиданно для любителей спорта многомиллионной страны, в середине 80-х пустили Уимблдон. Не НХЛ и не Пардубицкий стипль-чез, а теннис. С утра и до ночи махали ракетками Борис Беккер, Пэт Кэш и Иван Лендл. Советский тогда еще народ стал поневоле приглядываться. Говорят, что за теннисными телетрансляциями стояла воля министра обороны маршала Гречко. Вскоре к телекартинке добавился голос. Женский.

2021 2 bik1

«Сыгранный» дуэт комментаторов: Анна Дмитриева и Александр Метревели.
Фото С. Киврина и А. Голованова

Он расцветил черно-белый экран красками лондонского лета и наполнил советские квартиры ароматами уимблдонских традиций, легенд и тактических премудростей. Этот голос влюбил в теннис тех, кто никогда в него не играл, и принадлежал он Анне Владимировне Дмитриевой, чемпионке в юности и главе спортивной редакции НТВ на пике своей карьеры. Анна Владимировна, легенда российского тенниса, в декабре отпраздновала свою четвертую двадцатилетку.

Мы не будем перечислять все факты необыкновенной жизни этой удивительной женщины — их и без того знает вся страна, но попробуем раскрыть известную личность с неизвестной доселе стороны.

В садах Ланкастера

Анна Владимировна пригласила в гости меня, тогда молодую журналистку газеты «Советский спорт». Дом № 22 на Ланкастер Гарденз находился в 10 минутах ходьбы от Уимблдона.

Дом большой, трехэтажный, пятиспальный. Здесь комфортно разместилось всё теннисное НТВ. Александр Ираклиевич Метревели с женой Наной и 12-летней внучкой Анечкой (его 29-летний сын «родил» дочку в 17 лет), переводчица Наташа, похожая на Лайзу Миннелли, оператор и комментатор энциклопедических знаний Игорь Швецов, а также сама Анна Владимировна с мужем Митей (Дмитрием Николаевичем Чуковским) и 9-летним внуком Кирой (Кириллом).

В гости шли втроем: с Ольгой Васильевной Морозовой и ее дочкой Катей, прилетевшей из Лос-Анджелеса. Там Катя училась и играла в теннис за университет. Катя всё время порывалась прошвырнуться до уимблдонской деревни — модного пригорода недалеко от стадиона, где жили и кормились участники турнира. Кате хотелось и на народ посмотреть, и себя показать.

Анна Владимировна тоже засобиралась было в уимблдонскую деревню, но по другим причинам. Оказалось, что в ее отсутствие детям (Кире и Ане) разрешили самостоятельно пойти в магазин. Глава редакции целеустремленно ринулась со двора возвращать детей, но тут в конце улицы показалась парочка с пакетом полным чипсов и конфет. «Аня, чего ты волнуешься, — авторитетно басил 9-летний внук. — Ну, в магазине были... Я что в магазинах не бывал?»

Шел девятый час вечера, начинало смеркаться и в гостиной, в темноте, сидели мужчины, уткнувшись «в футбол». Сидели давно и плотно, иначе бы включили свет. Анна Владимировна повела меня на кухню: «Кроме тебя, Наташ, никого кормить не буду. Все целый день дома, жены их дома, а ждут меня, чтобы пришла и приготовила ужин. И так каждый день».

Анна Владимировна проверила запасы: в доме хлеба нет, картошки тоже нет... «Пусть они как хотят, но я тебя сейчас икрой угощу», — Анна Владимировна достала из холодильника латунную килограммовую банку черной икры. Из этой банки у нее угощались все, в том числе Фред Столле и Джон Ньюкомб, австралийские теннисные легенды, ныне тоже комментаторы, регулярно приходившие к Ане на блины. «Таких блинов я не ел ни в одном ресторане», — рассказывал мне потом Фред.

Анна Владимировна собрала остатки хлеба, вынула сыр и масло, налила белого вина. «Кушай, Наташ, не стесняйся, горочкой накладывай, так вкусней». У главы спортивной редакции НТВ инстинкт русской женщины «накормить» был развит очень хорошо.

2021 2 bik2

В бытность работы на НТВ+
Фото С. Киврина и А. Голованова

Пришел Кира, выделил на наше застолье хлебные палочки, их было очень удобно макать в бутербродную пасту. Зашла Нана, очень эффектная грузинка, в обтягивающих брюках, золоте и яркой губной помаде. Царица Тамара в ее возрасте не могла выглядеть лучше. «Ничего не готовила, — Нана подняла тонкие брови. — Они сказали, что не хотят ужинать».

Мы стали обсуждать подачу, которую Ольга Морозова ставила Кире. С демонстрацией. Изобразив подброс мяча, я почувствовала, что меня повело, и сказала, что до дома я теперь дойду только по забору. Анна Владимировна бросилась готовить яичницу с сосисками для более серьезной закуски.

2021 2 bik3

С Ольгой Морозовой
Фото С. Киврина и А. Голованова

Запах моей яичницы, наверное, проник в гостиную, потому что скоро на кухне появились и «футболисты». Метревели хитро подмигнул мне и поинтересовался: «Ужинаете?» Он сразу оценил ситуацию, увидел, что Анна Владимировна устала и на пороге тихого бунта, и перевел всё в шутку: «Аня, а кто сказал, то ми голодные? Ми вообще на диете». Ситуация разрядилась.

Увидев, как муж начал хрустеть Кириными корнфлейксами, Анна Владимировна не выдержала: «Ужин через полчаса, но картошки нет» — и поставила в духовку рыбу. Пока она томилась, Анна Владимировна размышляла о своем любимом Уимблдоне.

— Я вообще считаю, что всех талантливых людей в теннисе объединяет очень тонкое чувство мяча, — начала Анна Владимировна. — Почему траву Уимблдона многие воспринимают как самое главное соревнование? Потому что трава — это проверка на одаренность. Иногда она не принимает в свои ряды даже таких великих игроков, как Иван Лендл. Лендл, безусловно, талант, но в нем превалировала спортивность, а не теннисный дар.

Задолго до Лендла на Уимблдоне появился такой неожиданный победитель, как испанец Маноло Сантана. Он был теннисист от Бога: рожденный на грунтовых кортах, он преуспел на траве, потому что в руке имел брильянт вместо ракетки. Все крученые свечи, которые сейчас бросает огромными пластиковыми ободами любой «чайник», придумал он, от него всё пошло. Мы, обалдев, смотрели, как Сантана раз за разом слева прочесывал мяч снизу вверх, и тот взвивался умопомрачительной свечой через голову выбегавшего к сетке соперника. Ударом справа такое вращение еще могли худо-бедно изобразить, но слева никому даже в голову не приходило. Австралиец Род Лейвер сразу это подхватил, потому что был универсален. Но создал этот теннис Сантана.

Вильямс, например, тоже играют на чувстве. Обе. У них всё в руке. Их удары — хлысты. Штеффи Граф — тоже прекрасный атлет, но и у нее мяч на рекетке «сидит» сколько угодно. Просто девочка набрала силу и мощь раньше, чем все остальные поняли, что этим надо заниматься. Скажем, Крис Эверт, чемпионка 70-х, была больше просто женщиной, но ее теннисные таланты оказались настолько очевидны, что даже при весьма посредственной технике — смехотворной подаче и игре с лета — она всё равно была непобедима.

Чувство мяча в теннисе — это способность играть не за счет маха и техники, а — ощущениями. По себе знаю. Почему меня сразу стали тянуть, опекать и выделять? Потому что из любого положения я попадала в площадку. У Мартины Хингис теннисная одаренность тоже была главным качеством, физически она менее блестяща.

Ляля (тренер Лариса Дмитриевна Преображенская. — Ред.), кстати, сравнила Хингис со мной. У меня вообще не было физических данных.

— Но вы же к сетке ходили, я читала..

— А какая разница, куда я хожу. Мне просто лень было по задней линии бегать. Я не выдерживала долгих розыгрышей — была абсолютно не спортивна, ускорения в принципе не бегала, зато угадывала и чувствовала. И больше ничего. Подала — и прибежала на середину корта. И там, на хафкорте, играла в два удара. Мне трава сразу была удобна, хотя в Союзе такого покрытия не было. Первый раз оказавшись в Англии, я сразу выиграла там детский турнир, потом дошла до финала юношеского Уимблдона.

— Анна Владимировна, а почему вы не выиграли тот финал?

— Во-первых, Наташа, я не считала это своей сверхзадачей — и так была очень рада: когда уезжала в Лондон, все думали, что мы проиграем в первом круге. Во-вторых, моя соперница Салли Мур уже успела сыграть в полуфинале взрослого Уимблдона, и я даже представить не могла, что должна ее обыгрывать.

— Как с таким настроем выходить на корт?

— У меня никаких мыслей на этот счет не было. Никто со мной на эту тему не разговаривал. Вышла и вышла. Мы вообще очень смешно на корте оказались. Не знали, что надо выходить через комнату ожидания, и двинули прямо через забор. Я спрашиваю: «Салли, как же мы пойдем?» Она мне: «Не волнуйся». И быстро через забор перемахнула. Все «ох и ах», а мы с ней как лани побежали. Потом у меня еще одна глупость проскочила. Я на финал надела новые тапки на резинках, и они мне дико давили. Проиграла 6:4, 6:4.

— А зачем вы их надели?

— Новые, красивые, как не надеть? На финал мне выдали новые «иностранные» тапочки, но я выбрала себе не на шнурочках, как обычно, а на резинках. Выпендрилась. Чтобы ты понимала: мы тогда попадали на большие турниры крайне редко. Поиграем раз в год в профессиональный теннис, а потом всё оставшееся время — тюльки-матюльки. Только понял, как надо играть, и снова на дачный уровень...

Кому я проигрывала на Уимблдоне и как? В трех сетах проиграла Марии Буэно, трехкратной чемпионке Уимблдона. В трех сетах уступила Дорис Харт, чемпионке Уимблдона и первой ракетке мира; мне было 19 лет, а Харт — вторая сеянная чемпионата. Повела против нее сет и 3:1 во втором, но матч отложили на следующий день — и меня не хватило. С Карен Сассман тоже три сета в большой борьбе на центральном корте, когда она была действующей чемпионкой Уимблдона.

— Чего не хватило?

— Я откладывать не могу. Перегораю. Спать перед доигровкой не могу, возбуждение зашкаливает. После игры с Дорис Харт я утром проснулась такая знаменитая от того, что я, девчонка, у Харт чуть не выиграла. Вокруг крутятся журналисты, а в голове Бог знает что... Для таких побед требовалось вылезти на предел своих возможностей, на один день меня хватало, но на второй уже не вылезалось. Надо было пройти кого-то из них, из чемпионок, чтобы они начали тебя бояться. Я могла бы на другом турнире это сделать, но других турниров у меня не было. У меня был Уимблдон, единственный и последний.

— Вы были первой в стране женщиной, игравшей в атакующий теннис с лета, у сетки. Кто вас научил?

— Синючков Дмитрий Иванович. Он был мастером спорта, входил в «десятку» лучших теннисистов страны. В 50-е годы Дмитрию Ивановичу вверили юношескую сборную Москвы, и с этой сборной он работал два раза в неделю вечерами на том же «Динамо», где тренировалась и я.

Родители поздно меня не пускали, мне было 14 лет, но я шла не одна, а с Борей Боровским, ставшим потом известным радиожурналистом. Боря тогда за мной ухаживал и повсюду сопровождал. Синючков возился со мной час-полтора. У него такая теория была, что в теннисе надо играть только резаными ударами. Под нее он и «геометрическую» базу подводил: корт рисовал, чертил углы, гипотенузы, катеты... Но я взяла от него только удары с лета.

В те годы тенниса в стране практически не было, а была группа людей, весьма небольшая, обожавших игру до фанатизма. Среди таких фанатов попадалось много сидевших по политической линии или вообще людей с исковерканными судьбами. Кто-то свихнулся на подаче, Дмитрий Иванович — на углах... Меня он учил до 22—23 часов. Другие его не слушали, а мне было интересно. Потом мы с Борей провожали его на метро до дома.

— Вас «открыла» и стала вашим основным тренером Нина Сергеевна Теплякова...

— Нина Сергеевна была тренером по наитию, как большинство женщин. Очень хорошим тренером. На корте на тренировке она всегда располагалась сзади тебя и как бы за тебя играла. Отойди от мячика — подойди. Впереди себя встречай мячик — не впереди себя. Это обучение по принципу: не испортить.

Если было у тебя внутреннее чутье, это срабатывало. Плюс воля к победе. Когда хотелось всё бросить, заплакать, Нина Сергеевна командовала: «Нельзя, не смей, вперед!» У меня до сих пор эта воля есть. Она в меня ее вложила, как и во всех своих учениц. Она считала, что, когда тренируешь ребенка, нельзя даже пописать сходить. Потому что поставил ребенку элемент, отлучился на пять минут, вернулся — а он уже шыворот-навыворот играет. А другой тренер бросит мячи, и дети стреляют по заборам.

Все тепляковские девочки были как на подбор: всегда ухоженные, с бантиками, с уложенными чемоданчиками — сумок тогда не было. Все знали, что им надо, и всё у них было, даже сменная маечка. Нина Сергеевна всё проверяла, за всем следила и сидела на каждом матче. На всех остальных детей орала, почем зря: «Уйди отсюда!» Другие для нее не существовали.

А теннисную школу в стране создал Сергей Сергеевич Андреев. Всему моему поколению сборников поставил современную технику: и Алику Метревели, и мне, и Оле Морозовой. Все самые важные моменты Андреев прочувствовал и предопределил уже тогда, в 70-е годы: и замах под правую ногу, и все переходы. И нас научил. Конечно, у Сергея Сергеевича был чудовищный характер, но он замечательно разбирался в технике. По-моему, он был единственным в стране человеком, кто в ней разбирался...

Анна Владимировна ставит Сергея Сергеевича Андреева основателем отечественной школы тенниса, давшей фундамент нынешним победам. Однако одной школой не обойдешься, требуется нечто более всеохватное, что объединяет и чемпиона Даниила Медведева и всех болельщиков от Читы до Краснодара. Это называется культурой. «Культуру тенниса» в стране создавала Анна Владимировна Дмитриева, она же ее главный хранитель, за что ей низкий поклон и долгие лета.

Наталья БЫКАНОВА